Суворов дал подробную диспозицию предстоящей переправы и боя. Поиск на Туртукай явился для него «первоучинкой» — впервые за свою службу он имел возможность и время составить план и расписание сражения. В успехе Суворов не сомневался: он предписывал обратную переправу «по окончании действия и разбития турок во всех местах». Захваченную артиллерию приказывал, «сколько возможно», погрузить на паром для перевозки на свой берег, а «в прочем топить». «Туртукай весь сжечь и разрушить палаты так, чтоб более тут неприятелю пристанища не было. Весьма щадить жен, детей и обывателей, хотя б то и турки были, но не вооруженные, мечети и духовный их чин для взаимного пощажения наших святых храмов».
Туртукайский поиск увенчался полным успехом. Вот как рассказывал об этом деле один из суворовских солдат:
«Всякому своя планида. Екатерине не всякий угодить способен. Где бы надо ей уважить, Суворов такую штучку отмочит, хоть вон из дворца беги. Екатерина и нос зажмет: «От вас, генерал, солдатом отдает». — «Что делать, матушка государыня, я сам солдат». Суворова в ту войну генералы не хотели в армию пускать: знали, что он всех забьет. Не боялся Суворова один Румянцев. Хоть до Суворова и далеко, а генерал боевой. Только ведь у нас при матушке Екатерине как водится: над хорошим генералом непременно поставят плохого. Так и в ту войну первую руку отдали не Румянцеву, а фельдмаршалу Голицыну, тому самому, что в Пруссии плохо воевал. Однако правда свое возьмет. Голицыну пришлось уступить первое место Румянцеву, да тут Потемкин начал силу брать. Румянцева опять затерли. Он рукой махнул на все: посмотрю, как у вас без меня дело пойдет. И устранился. А Суворов давно к нему просился: «Сижу без дела, устал, дали б хоть немного отдохнуть, выпустили б в поле». Александр Васильевич недолго думая явился к самой царице и говорит: «Давай паспорт и две тысячи прогонов, поеду на Дунай, покажу твоим командирам, как надо воевать. А то они на этом берегу топчутся, на ту сторону Дуная шагнуть боятся. Если скиня рукава воевать, народу сгубишь вдесятеро больше». — «Да и казну разоришь», — сказала Екатерина. А он ей: «А что им казна? Им выгоднее, чем ни дольше война: генералы на армию сами подряды берут, казну грабят…» — «Тише, тише ты, Александр Васильевич, еще кто услышит. Ну, поезжай в армию». Суворов взял паспорт, две тысячи прогонов и явился в армию прямо к Румянцеву. «Так и так, говорит, с царицей я беседовал. Ее величество желает, чтобы мы воевали сильно, крепко и скоро». — «Силы у нас мало, а у турок много», — отвечает Румянцев. «И с малой силой, сударь, при уменье можно делать великие дела». Нахмурился Румянцев, не любо ему такие слова слышать. «Хорошо, сударь. Вот вы нам и покажите, как надо с малыми силами действовать. Назначаю вас, генерал, наблюдать турок у крепости ихней Туртукая. Извольте туда ехать немедля и принять команду». Суворов стал стрелкой, руку к шляпе, повернулся, вскочил на коня и поскакал к Туртукаю.
Встретили мы Суворова честь честью: в барабаны били, из пушек палили, музыка играла, колокола звонили, попы молебен пели.
Видит Суворов — всё старые знакомые, надерганы роты из разных полков: астраханцы, ингерманландцы, суздальцы, гренадеры, карабинеры, казаки. Стоим без дела, комарье нас ест, лихорадка почти всех трясет. И его самого схватила — через сутки начала бить. Плохое дело!
Посчитал он нас. «По спискам больше должно быть». Мы ему объяснили: «Дело вам, Александр Васильевич, давно известное: коих побили в боях, кои от лихорадки померли. А на убитых да на умерших и жалованье и паек идет, командирам доход. Иных уж и кости в земле истлели, а их будто и кашей кормят и сапоги и мундиры новые на них шьют. А мы, хоть и живы, наги и босы». — «Нехорошее дело, — говорит Суворов. — Однако так ли, сяк ли, Туртукай надо брать. Много ль турок?» — «Да вшестеро против нашего». — «Что скажете, богатыри?» — спрашивает Суворов молодых. Те мнутся: «Маловато-де нас». Тогда он ко мне самолично: «Помнишь, что Первый Петр турецкому султану сказал? Объясни-ка молодым». А вот что, товарищи, было. Хвастал перед Петром турецкий султан, что у него бойцов несметная сила. И достал султан из кармана шаровар пригоршню мака: «Попробуй-ка, сосчитай, сколько у меня войска». Петр пошарил у себя в пустом кармане, достает одно-единственное зернышко перцу да и говорит:
Тут и молодые согласились Туртукай брать. Суворов приказал: «Взять Туртукай штурмом». Приказ вышел, как помню, на Николу-вешнего,[56] а штурмовать — ночью.
Изготовились мы, переплыли в лодочках Дунай. Берег на той стороне крутой, размытый, кустами порос. Выстроились в две колонны. В первой сам Суворов. Турки с батареи подняли пальбу. Мы на штыках ворвались в батарею, турок перекололи. Суворова ранило. Турки одну пушку впопыхах плохо пробанили, ее разорвало, осколок и угодил Александру Васильевичу в ногу. Ну, да ничего.