В августе 1775 года Суворов, находясь в армии, получил одно за другим два известия из Москвы: первое — радостное, что у него родилась дочь, названная при крещении Наталией; второе — печальное: умер в Рождествене его отец.
Получив отпуск для принятия наследства, Суворов приехал в Москву, где находилась в то время императрица Екатерина. Она приняла его ласково и предложила Суворову командование Петербургской дивизией, что требовало от него переезда в Петербург. Пост, предложенный Суворову, был очень почетным — после командира гвардейской дивизии командир Петербургской дивизии является в военном окружении царицы самым приближенным к ней лицом.
Но Суворов отказался принять предложенный ему пост, объяснив, что ему нужен по крайней мере год, чтобы привести в порядок дела наследства. Екатерина не настаивала на своем предложении и согласилась дать Суворову просимый отпуск.
Отказ Суворова удивил и рассердил Варвару Ивановну и послужил причиной их первой и очень серьезной ссоры. Она, не обинуясь, назвала отказ от почетного назначения «непроходимой тупостью».
— Вам угодно, — быстро говорила она, — всю жизнь быть в роли поддужного у разных рысаков вроде Румянцева или Репнина? Вы хотите, чтобы я в Москве закисла и сделалась «тетёхой» вроде вашей «птичницы» Прасковьи Тимофеевны? Кстати сказать, ваши попугаи-неразлучники сдохли — чего-то не то съели, а может быть, Пелагея им нарочно чего подсыпала… Нет, сударь, довольно мне вас встречать и провожать, а между тем, всем на смех, слыть «соломенной вдовой»!..
Если говорить кавалерийским языком, Варвара Ивановна «закинулась» и «понесла», торопясь разом выпалить все, что накипело в сердце…
Онемев от изумления, Суворов слушал жену. И в самом деле, ведь не прошло еще двух лет со дня их свадьбы, а жена его три раза провожала и три раза встречала. И за эти неполные три года Варвара Ивановна стала совсем другой.
Суворов хладнокровно выдержал первый налет семейного противника, подобно тому как войска его выдерживали бешеные налеты турецких спагов.[62] Он спокойно начал представлять свои резоны:
— Отец умер…
— Дай ему бог царствие небесное! — вставила Варвара Ивановна с явной издевкой. — Но ты же сам теперь отец! — добавила она так быстро, что нельзя было сказать: «Не перебивай».
— Что же мне, бросить наследство, запустить хозяйство или профинтить, пустить на ветер?
— Ты теперь стал богаче, чем сам считаешь! — загадочно ответила жена.
Суворов развел в недоумении руками и посмотрел вокруг, оглядывая множество ненужных ему вещей. Их и в день свадьбы было уже много, а за время отлучек мужа Варвара Ивановна еще кое-что прикупила. Вот, например, год тому назад не было той великолепной горки с зеркальными стеклами кругом. В горке, меж фарфора и серебра, Суворов увидел и кубок Венеры Флорентийской и другие свадебные подарки. Среди них сидела и кукла — подарок старухи Олсуфьевой; она, деревянно вытянув из-под белых панталончиков ноги в розовых чулках и красных полусапожках, смотрела прямо перед собой широко открытыми глазами, а к правой ее руке привязана узкой ленточкой извлеченная из футляра «родовая прозоровская» плетка; рукоятка ее, оправленная в золото и самоцветы, явно показывала, что нагайка неприменима ни при верховой езде, ни для чего иного, а только чтобы «учить»… «Символ», — вспомнил он брошенное Прасковьей Тимофеевной словечко, когда они к ней последней приехали с визитом… Кукла напомнила ему о Наташе — вот неотразимый довод, чтобы покорить мать…
— А ты бы поехала со мной в Петербург?..
— Не думала бы ни минуты! — загораясь надеждой, живо отозвалась жена…
— Да как же зимой, в морозы
— А! «Маленькую»! — жестко, почти злобно проговорила жена. — А обо мне ты не подумал…
Суворов умолк.
Он почувствовал, что терпит поражение в серьезной схватке с сильным противником, и кинулся за советом и помощью к Прасковье Тимофеевне. После женитьбы он виделся с нею всякий раз, когда приезжал в Москву, но лишь теперь разглядел, что Головина за короткое время сильно «сдала», — перед ним была дряхлеющая старуха.
— Жаловаться приехал? Вот то-то, — говорила старая «птичница», усадив гостя после приветствий, объятий и поцелуев в кресла. — Без матери рос, а покойный Василий Иванович, не тем будь помянут, мало тобой занимался. Не мудрено, что нашу сестру не понимаешь.
— Мне некогда было заниматься женщинами.
Головина рассмеялась, лицо ее помолодело.
— Ну, вот теперь, милый, займешься. Одну поймешь — и всех поймешь…
— А попугаи сдохли, — некстати брякнул Суворов.
«Птичница» махнула рукой:
— Я-то, старая дура, подарила «неразлучников», а он, наш милый, прямо чуть не из-под венца убежал в армию!..
— У меня был краткий отпуск. Я и так просрочил целый месяц.
— Еще бы не просрочить!.. А куклу видел?
— Это вы придумали, Прасковья Тимофеевна?
— Ан нет. Сама она, сама. Я даже пеняла ей. И с тех пор меж нами ровно кошка пробежала. Показаться ей на глаза не смею. А по Наташеньке скучаю. Дочка вся в тебя.
— Как будто так.