Суворов праздновал свои именины в Бырладе; ему исполнилось шестьдесят лет. Служили молебен с провозглашением многолетия. Потом последовал особенно торжественный вахтпарад. Заметили, что именинник не в духе: не пожелал сам читать за церковной службой «Апостола», не раз за службой срывался с места, подбегал к певчим, бранил их и громко поправил попа, когда тот что-то прочел не так. И вахт-парадом остался недоволен: вместо обычной похвалы солдаты услышали чуть ли не первый раз от Суворова хулу вахт-параду. Особенно рассердило его поведение подполковника Остен-Сакена. Недавно прибыв из столицы, Остен-Сакен рассчитывал сразу получить батальон. Суворов медлил с назначением, присматриваясь к новичку. На вахт-параде Остен-Сакен командовал батальоном в первый раз. В учебную атаку батальон шел примерно, но в конце атаки произошел конфуз. Ряды расстроились, что, вообще говоря, за грех у Суворова не считалось. Остен-Сакену это не понравилось: он любил прусский строй. Когда батальон остановился, батальонный приказал солдатам, выбежавшим далеко вперед, после команды «стой» равняться по отставшей массе батальона. Барон Сакен не знал или забыл суворовское правило: согласно с ним, следовало подтянуть весь батальон к тем солдатам, которые после атаки оказались впереди.
Суворов, разбирая вахт-парад, обратился к солдатам:
— Плохо, братцы! Сижу я с вами в мокрой дыре, учу вас без палок и чудес. Чего бы! Учил я вас отступным плутонгам?[71] Для чего они надобны? Ни шагу назад, чудо-богатыри: хоть один впереди, — к нему. Вперед, не выдавай! Бодрость. Смелость. Храбрость. Победа. Слава!
После отдачи пароля Суворов пригласил всех офицеров к себе на обед.
«Суп вавилонский, ассирийская каша, французский пирог с грибами. Ром-гром. Чай» — такое было объявлено меню парадного обеда. Каждого из приглашенных просили захватить с собой прибор: ложку, вилку и нож.
В небольшой зале дома, где жил Суворов, солдаты, под командой Дубасова, составили несколько столов, накрыли собранными у соседей скатертями, вперемешку белыми, суровыми и цветными, расставили тарелки, кому оловянные, кому фарфоровые, кому из серебра. Разнокалиберные чарки красовались перед приборами. Посредине стола стояла незатейливая закуска: дунайские сельди, копченая тарань, грибы и блюда с черным солдатским хлебом, нарезанным большими ломтями. Стульев, занятых у соседей, все же не хватало, их дополнили простыми скамейками и табуретками. В углу жарко пылал камин. Комната до тесноты наполнилась гостями. В ожидании хозяина гости беседовали стоя. Молодежь, смеясь, точила принесенные с собой ножи и шутливо фехтовала ими, как шпагами. Полковник Мандрыкин, адъютант Суворова, исполняя обязанности церемониймейстера, указал гостям их места, соображаясь с чином. Хозяйское место и стул рядом остались без назначения.
Окинув последним взглядом сервировку стола, полковник Мандрыкин сделал знак гостям и отправился пригласить к столу именинника. Гости притихли. Вошел Суворов. Одетый на вахтпараде в серую куртку из солдатского сукна, Суворов явился к обеду в мундире генерал-аншефа, украшенный всеми своими орденами, в орденской георгиевской ленте через плечо. Он молча поклонился гостям и обвел их взором из-под опущенных век: Суворов кого-то искал…
— Барон, пожалуйте сюда! — сказал Суворов, найдя в ряду гостей Остен-Сакена, и указал на стул во главе стола, а сам, по обычаю, сел справа на углу.
Остен-Сакен вспыхнул, поклонился и занял указанное ему место. Гости шумно рассаживались за столом, громко болтая. Суворов требовал, чтобы гости у него за столом непрерывно говорили. По знаку Мандрыкина наступила тишина. Два гренадера вошли в пиршественный зал, неся на подносе большое конское ведро с водкой. За ними шел с «крючком» в руке седой капрал Фанагорийского полка Припасов. Зачерпнув крючком водки из ведра, капрал налил первую чарку Остен-Сакену, вторую Суворову. Затем наполнились по очереди и чарки гостей. Суворов следил за тем, чтобы при этом не нарушалось старшинство. Припасов знал всех гостей и не сделал ошибки.
Два курьера
Суворов встал и поднял чарку за здоровье императрицы Екатерины. Гости закричали: «Ура!» Близ дома грянула пушка. Стекла в окнах зазвенели. Капрал налил по второй чарке, и под громовой раскат выстрела по приглашению Суворова выпили за здоровье Потемкина. Настала очередь тоста за здоровье хозяина. Снова наполнились чарки. Дверь растворилась, в зал вошел Прохор Дубасов с серебряным подносом в руке — на подносе лежал пакет.
Дубасов торжественно возгласил:
— Прибыл курьер от светлейшего князя Таврического, фельдмаршала Григория Александровича Потемкина с письмом к его сиятельству графу Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому!
Суворов взял пакет, вскрыл и пробежал письмо глазами. Затем прочел вслух: