Александр Суворов. Первая шпага империи

Начиналась весенняя теплынь. Во второй половине апреля Суворов обосновался в Краковском замке. Тогда он рапортовал Бибикову из захваченной польской цитадели: «Войском ее императорского величества, состоящим под командою моею, 15-го числа сего месяца занят Краковский замок, а возмутительской гарнизон всеми употребляемыми способы принужден сдаться». Ещё не раз Суворову предстояло скрестить шпаги и с поляками, и с французами – кто знает, может быть, и именно с теми, пленёнными в Кракове…

За эту победу Суворова наградили тысячей червонцев (червонцы – это вам не ассигнации!), и он энергично продолжил искоренять отряды конфедератов. Теперь следовало занять Тынец, где расположился гарнизон из шестисот не сложивших оружие конфедератов. Суворов запросил у командования артиллерию: четыре медные 12-фунтовые пушки и шесть мортир. С этими орудиями 9 мая Суворов начал осаду Тынца. Напротив мощной монастырской стены установили батарею и принялись бомбардировать стену из 12-фунтовых орудий. В стене была пробита брешь. К этому времени – 22 мая – к русским войскам присоединились австрийцы, которым удалось выждать подходящий момент, чтобы получить висты малой кровью. Австрийские войска генерал-майора Дальтана вошли в Тынец, не считаясь с мнением Суворова. Россия была вынуждена уступить союзникам часть лавров. А Суворов продолжал побеждать. Был взят укреплённый город Затор, Суворов (хотя и мечтал служить на Дунае, под знамёнами Румянцева) планировал новые походы, новые поиски в воеводствах Речи Посполитой, но настало время договора о разделе Польши между Россией, Австрией и Пруссией.

Король Станислав Август так вспоминал о действиях Суворова в войне с конфедератами: «Справедливо здесь отдать должное добросовестности господина Суворова: из всех русских командиров его менее всего можно было упрекнуть в чём-либо похожем на жадность или жестокость». Жаль, что эта оценка не учитывалась позднейшими польскими комментаторами истории.

Встреча Суворова в Милане. А. И. Шарлемань «Итальянские поход»

Суворова перевели в Финляндию, где, учитывая воинственный настрой шведской верхушки, обстановка казалась предвоенной. Суворов объезжал укрепления, анализировал возможное развитие боевых действий. Однако пробыл там недолго. После затишья 1772 года активизировались боевые действия на Дунае. На этот театр военных действий Суворов рвался давно, и наконец ему суждено было скрестить клинки с янычарами в армии графа Румянцева, в дивизии генерал-поручика Ивана Петровича Салтыкова. Иван Салтыков – сын фельдмаршала, героя Семилетней войны – был ровесником Суворова, а к службе относился без особенного старания. Трудно подчиняться такому командиру, но субординация того требовала.

О Суворове мало-помалу заговорили и в Европе, и в Петербурге – это явилось робким началом мировой славы. Именно потому его, уже весьма уважаемого генерала, перевели в армию Румянцева, на фронт первой екатерининской русско-турецкой войны. Суворов ещё примет решающее участие в судьбе Польши, но через два с лишком десятка лет. А к тому времени боевые действия перешли за Дунай.

Победитель османов

Суворов принялся действовать на турецком фронте уверенно и изобретательно, как будто эта местность давно была ему известна. Получив от пленных сведения о четырёхтысячном гарнизоне крепости Туртукая (ныне – болгарский город Тутракан), Суворов быстро составил знаменитую диспозицию, чтобы в ту же ночь атаковать Туртукай. В этом памятнике суворовского военного искусства – и точность, и страсть:

«1. Переправа будет ниже Туртукая верстах в 3-х. Прежде переправлятца пехоте по ее двум кареям одному за другим, потом резерву. Две пушки по причине неровного тамошнего местоположения должны оставатца при резерве и бить сначала сзади. При кареях командиры: в 1-м господин полковник Батурин, во 2-м подполковник Мауринов, в 3-м майор Ребок (резерв).

2. Господин полковник князь Мещерский командует на здешнем берегу и пол[ком] пехоты, что может быть останетца во 2-й транспорт – переправляет конницу…