Александр Суворов. Первая шпага империи

Наконец, Суворова назначили командующим армией, направляемой в Польшу. В письме графу Рымникскому Румянцев прямо определил мотивацию назначения: «Видя, что ваше имя одно, в предварительное обвещение о вашем походе, подействует в духе неприятеля и тамошних обывателей больше, нежели многие тысячи». Румянцев в отличие от Репнина и ему подобных вельмож умел видеть кратчайший путь к победе.

14 августа Суворов выступил из Немирова с небольшим 4,5-тысячным корпусом в сопровождении лёгкого обоза. С этого-то дня и начинается знаменитая польская кампания 1794 года. К сражениям Суворов готовится, скрупулёзно просчитывая варианты развития событий, составляя пространный приказ войскам, находящимся в Польше. Весь опыт прежних кампаний – и польской, и турецких, и кубанской – отразился в этом блестящем руководстве.

«При всяком случае сражаться холодным ружьём. Действительный выстрел ружья от 60-ти до 80-ти шагов; ежели линия или часть её в подвиге (то есть в движении. – Прим. А.З.) на сей дистанции, то стрельба напрасна, а ударить быстро вперёд штыками. Шармицыли не нужны, наша кавалерия атакует быстро и рубит неприятельскую саблями. Где при ней казаки, то они охватывают неприятеля с флангов и тылу».

Коснулся Суворов и армейской этики, которая в партизанской войне имеет особое значение:

«Во всех селениях вообще, где неприятель обороняться будет, естественно должно его кончить в домах и строениях. Крайне остерегаться и от малейшего грабежа, который в операции есть наивреднейшим; иное дело штурм крепости: там, по овладении, с повеления, несколько времени законная добычь: склонно к тому, что до неприятельского лагеря, по его овладению. Обывателям ни малейшей обиды, налоги и озлобления не чинить: война не на них, а на вооружённого неприятеля».

Суворов двигался к Бресту, соединяясь с новыми вверенными ему корпусами. В Ковеле 28 августа к армии присоединился корпус генерала Буксгевдена. На марше из Ковеля на Кобрин к армии должны были присоединиться войска генерал-майора Ираклия Моркова, который не раз надёжно выполнял боевые задания Суворова, в том числе и в критической ситуации, на Кинбурнском мысе и под Измаилом. Суворов, как правило, сохранял уважительные отношения с генералами-соратниками, которых видел в деле, которыми был доволен. Увы, в случае с Морковым это правило не подтвердилось. 30 августа Суворов написал Моркову резкое письмо, отчитав его за распространение неверных сведений о противнике: «Доносили вы, будто неприятель из Люблина подсылал свои партии под самый Луцк, не именовав в сём доношении сих вестовщиков. Я вам замечаю сие, как непростительное упущение, по чину и долгу вашему требую от вас разъяснения. А то сии курьеры, неизвестно от кого отправлены были и вами пересказываемое слышали, видя, что подобные тревожные известия от неприятеля нередко рассеиваются». Суворов не сдерживал гнева. Возможно, у него нашлись и иные претензии к Моркову. После такой головомойки 44-летний генерал почёл за благо сказаться больным и отпросился долой с театра боевых действий.

В конце августа случились первые стычки казаков (в авангарде шёл отряд казачьего бригадира Исаева) с передовыми польскими отрядами. 4 сентября суворовский авангард разбил крупный отряд конницы Сераковского, а 6-го поляки дали Суворову первое серьёзное сражение кампании – при Крупчицах.

Войска Сераковского заняли удобную позицию с Крупчицким монастырём в тылу. Пять хорошо укреплённых батарей прикрывали фронт. Бой с Бржеским корпусом генералов Мокроновского и Сераковского продолжался более пяти часов. Поляки потеряли убитыми до трёх тысяч из семнадцатитысячного корпуса и в беспорядке отступили, как писал Суворов, к Кременцу-Подольскому, а обосновались в Бресте. Потери русских убитыми и ранеными не превышали 700 человек.