С трофеями в Мутене дело обстояло бедновато. Там не удалось поживиться хлебом. Чтобы после сражения егеря Багратиона могли восстановить силы, великий князь Константин Павлович купил у местного жителя за 40 червонцев две грядки картофеля.
Два дня тянулись войска от Альтдорфа до Мутена, и ещё два дня шли к месту назначения вьюки. Багратион уже докладывал Суворову, что французы затаились неподалёку, что они собирают силы для нового сражения. Генерал Массена считал, что в Мутенской долине Суворов угодит в западню.
Деревушку Мутен в современной литературе чаще называют коммуной Муотаталь, а речку Мутен – Муотой. Но мы будем говорить так, как по традиции объяснялись современники Суворова.
Фельдмаршал спешил на выручку к Римскому-Корсакову, чтобы, объединившись со свежими армиями союзников, снова громить французов.
Армия Суворова медленно шла через узкий и заснеженный перевал Кинциг-Кульм по направлению к Мутенской долине. Шагали медленно и осторожно, за час преодолевали не более полутора километров. На скользкой дороге погибали и люди, и мулы. Выбившись из сил, небольшими группами солдаты останавливались на короткий отдых. Тем, кто сохранил муку, которую раздавали в Альтдорфе, удавалось испечь на огне лепёшки и подкрепить силы. Однако припасов критически не хватало. Впроголодь существовали даже генералы, блистательные аристократы… Сохранилась история о том, как Милорадович хотел выменять у солдата лепёшку за небольшую головку сыра. Правда, солдат от сыра отказался. Зато потом старые гренадеры передали Милорадовичу пару сухарей и кубик бульона – трофеи, добытые у французов. Грязев вспоминал о швейцарских переходах: «Мы копали в долинах какие-то коренья и ели, да для лакомства давали нам молодого белого или зеленого швейцарского сыру по фунту в сутки на человека, который нашим русским совсем был не по вкусу, и многие из гренадер его не ели; со всем тем, во все время нашего пребывания в Швейцарии, сыр составлял единственную пищу; мяса было так бедно, что необходимость заставляла употреблять в пищу такие части, на которые бы в другое время и смотреть было отвратительно; даже и самая кожа рогатой скотины не была изъята из сего употребления; ее нарезывали небольшими кусками, опаливали на огне шерсть, обернувши на шомпол, и таким образом обжаривая воображением, ели полусырую». И в таком состоянии армия сохраняла боеспособность!
Последним шёл арьергард – корпус генерала Розенберга. Замыкали шествие войска генерала Милорадовича. Именно им довелось несколько раз на протяжении марша через Кинциг-Кульм вступать в бой с французами. Правда, атаковать русский арьергард французы решались только неподалёку от Альтдорфа. После штыковых схваток дважды войскам Лекурба пришлось отступать с большими потерями. На третью попытку они не решились.
18 сентября, расположившись в Мутене, Суворов послал казаков-разведчиков в окрестности Гларуса, чтобы получить сведения об армии Римского-Корсакова и Готце. Сведения поступали разноречивые, но одно грустнее другого. Наконец, Суворов получил от генерала Линкена достаточно подробное донесение о битве при Цюрихе, о жестоком положении армий Римского-Корсакова и Готце, об их отступлении. Это было, без преувеличений, трагическое известие.
Трудно было рассчитывать и на помощь австрийских отрядов генералов – того же Линкена и Елачича. Планировалось, что они присоединятся к армии Суворова в районе Швица. В итоге Линкен достиг деревни Гларис, там получил известия о поражении союзников при Цюрихе и посчитал за благо отступить. Этот трусливый манёвр в русской армии считали предательством.
Это был второй критический момент похода – после Альтдорфа. Снова пришлось менять задачу похода.