— Ну, может быть, частично, — ответил я. — Вот это замечание о войнах, проигранных проигравшими — признаю, это мое любимое высказывание. Мне оно казалось довольно изящным и вроде бы впечатляло детей, поэтому я использовал его сплошь и рядом, чтобы избежать необходимости думать. Но вот этого разговора, о том, что бы я сделал под Сиракузами... я совершенно не помню. Извини.
Эвдемон пожал плечами.
— Может, и не помнишь, — сказал он. — В конце концов, никто не ждет от тебя, чтобы ты запоминал каждую нелепость, которую когда-то говорил детишкам. Может быть, ты и в самом деле никогда этого не говорил в стольких словах, и Александр все перепутал. Неважно. Эвксен Александра сказал так, и своими словами почти нас убил. И Эвксен Александра был для него гораздо реальнее — и для меня, в результате — чем тебе когда-нибудь, прах тебя побери, суждено. На самом деле, — добавил он, мрачно на меня пялясь, — я готов спорить, что из всех существующих Эвксенов ты самый малозначительный.)
Вот так. Эгилох и Клит впали в немилость, осада продолжалась, мы сидели на месте, прижатые к Тиру, как слиток раскаленной докрасна бронзы к наковальне. Финикийцы стали возводить на стенах деревянные башни, чтобы пускать огненные стрелы прямо в толпу рабочих. Работа продвигалась еле как — стрелы сыпались градом, камни из катапульт мозжили людей каждую минуту, а мы должны были просто не замечать все это — Александр же тем временем заскучал и отправился в компании друзей детства и в сопровождении своей ручной кавалерийской бригады поохотиться на местных в холмах. Разумеется, проклятого шута чуть не убили при этом; был там у нас такой старый дурак по имени Лисимах, который раньше учительствовал в твоей школе...
(— Я знаю Лисимаха, — вмешался я.
— Не сомневаюсь). ... и он настоял на своем участии в приключении. Казалось, они разыгрывали роли гомеровских героев — Александр был Ахиллом, а Лисимах его старым учителем, Фениксом. В общем, Лисимах заблудился и отстал. Дикари кишели вокруг, следую за колонной и никогда не входя в открытое столкновение, а только атаковали исподтишка, пускали стрелы, метали дротики и растворялись в пространстве; наш Ахилл и его гомерические герои хрен что с этим могли поделать — подозреваю, местные не ходили на твои уроки и потому не знали, как подобает вести себя на поле боя. Само собой, все были перепуганы до потери рассудка — все, за исключением Александра, который совершенно разъярился. Деревенщина испортила ему игру, видишь ли.
Так или иначе, когда Феникс потерялся, Александр совсем сбрендил и заявил, что вернется и найдет его. Остальные не желали иметь с этим ничего общего, что вполне понятно — они и так сидели по горло в дерьме. Но нет, Александр настаивал, ибо он уловил в воздухе аромат подвига и кинулся на запах, как пес за зайцем. Итак, они окончательно заблудились, были окружены дикарями, которые отстреливали их, как уток на пруду; наступила ночь и все были уверены, что до утра не доживут, поскольку туземцы принялись отплясывать ритуальные танцы, что означало, что они собираются атаковать и закончить дело, а их там были тысячи и тысячи, если верить моему приятелю, которому повезло поучаствовать в приключении. Наши ребята знали, что шансов у них нет, поскольку не могли разжечь огня — внезапный ливень промочил все вокруг — и не видели ни зги. В этот самый момент, когда положение невозможно было ухудшить при всем желании, Александр поднялся, не говоря ни слова, взял плащ с капюшоном, длинный кинжал и куда-то ушел. Через двадцать минут он вернулся; он всего лишь прокрался в ближайший вражеский лагерь, придушил пару часовых, запалил факел в их костре и прибежал назад с абсолютно безразмерной ухмылкой на лице. Подумай об этом, братец; владыка всего известного мира подкрадывается к часовым; все остальные от страха еле живы, а он сбежал поиграть.
Но он добыл факел, так что удалось разжечь костры и организовать стражу; одно, другое, третье — и противник так и не напал; на следующей день отряд совершенно случайно наткнулся на старика Лисимаха, скорчившегося в зарослях и трясущегося от страха. Александру все это совершенно не понравилось, поскольку никак не соответствовало роли, но выбирать не приходилось и они повернули назад. Им удалось вернуться в наш лагерь, хотя след их усеивали трупы кавалеристов, будто крошки и яблочные огрызки, разбросанные гуляющими детьми. Разумеется, Александр оказался героем, в одиночку спасшим весь отряд, а тот факт, что вся затея окончилась катастрофическим провалом — что ж, История лучше знает, что сохранять, а что нет. Старый Лисимах, которому после перенесенного позора не терпелось восстановить счет, на следующем совете поднялся и понес об отваге Александра и его сходстве с Ахиллом, и что сам Гомер не смог бы отыскать слов, чтобы как подобает рассказать о его подвигах; лицо Александра при этом само собой растянулось в широченную самодовольную улыбку.