Александр у края света

— Нет, но во всяком случае это растение, так что это правильная книга. Так, давай посмотрим, что у нас тут... Ага, уже больше похоже на правду. Корни белого морозника, сказано тут, производят яд столь смертельный, что смерть следует практически мгновенно...

— Я думал, нам нужен медленный яд.

— Ох, черт, точно. Слушай, а это, оказывается, труднее, чем я думал.

Вид у Пифона сделался задумчивый, как у утки, пытающейся высидеть камень.

— Знаешь, что, — сказал он. — Может быть, идея была не такой уж и хорошей.

— Да нет, где-то здесь есть все нужное, я уверен. Надо просто прочитать все с самого сначала и внимательно...

Он покачал головой.

— Нет, я имею в виду — идея убить Александра. Все-таки мы слишком круто взяли, разве нет?

— Нет, — ответил я. — Слушай, мы оба согласны, что это нужно сделать. Он же чистое бедствие.

Пифон закусил губу.

— Ну, — сказал он, — если судить по тому спектаклю, когда он спас старика Лисимаха, есть все шансы, что он влезет в очередное дурацкое приключение и его убьют, пока мы будем все еще пытаться разобраться в этой чертовой книге. Может, проще бросить все как есть и положиться на волю богов?

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Боги, — сказал я, — помогают тем, кто сам себе помогает. Так что, если не возражаешь...

— На самом деле, — перебил он меня, — тут ты ошибаешься. Не помогают. На самом деле они обрушиваются на них, как тонна чертовых кирпичей. Возьми Дедала.

— Иди в жопу, Пифон, это всего лишь выражение, которое ничего не значит.

— Если оно ничего не значит, что какого рожна ты его привел?

Я на секунду зажмурился.

— Все, что я хочу сказать, это что мы не можем просто посиживать и ждать, когда все произойдет само по себе, нам нужно оторвать задницы от стульев и...

— А как насчет Прометея? Или Тезея? Или даже Геракла? Или Парис: он уж точно себе помог, и посмотри, что с ним сталось.

— Да. Спасибо. — Я отложил книгу. — Давай перережем ему глотку, пока он спит. Что скажешь?

— Ты знаешь, что я скажу.

Короче говоря, назавтра мы Александра не убили; и послезавтра тоже нет.

А потом мы оказались в месте под названием Газа, рядом с еще одной крепостью — далеко не такой большой и величественной, как Тир, но наместник, человек по имени Батис, был верным и добрым слугой персидского царя, и все то время, пока мы валяли дурака под Тиром, он готовился к нашему приходу. Он укрепил саманные стены, нанял толпу арабских наемников, накопил продовольствия и прочих припасов на целый год; а когда инженеры исследовали позицию, то доложили, что холм, на котором стоит крепость, столь крут, что не может быть и речи подтащить к стенам тараны.

Александр не желал ничего слушать.

— Чем более это невозможно, тем вероятнее, что я добьюсь успеха, — прорычал он на построении перед атакой. — Я всегда совершаю невозможное, вы не забыли? Поэтому меня и боятся.

— Ты прав, — прошептал Пифон мне на ухо, пока мы стояли в строю и слушали. — Это нужно сделать.

— Я знал, что рано или поздно ты согласишься, — ответил я.

И вот, снова мы строим проклятую дамбу, чтобы подтащить осадные орудия к стенам, или, как в моем случае — пребываем в полной боевой готовности. Имей в виду, неделю или около того я действительно думал, что понадоблюсь, когда Александр вдруг проснулся среди ночи в полной уверенности, что газианцы подвели подкопы под нашу насыпь, чтобы ее обрушить, и отправил команду саперов копать контрмины.

Никаких вражеских саперов не обнаружили, зато наша контрмина прошла точнехонько под самым слабым участком насыпи, которая со всей охотой ссыпалась в образовавшуюся дыру, угробив наших копальщиков и несколько десятков наземных рабочих, и отбросив работы на неделю назад. Однако со временем ее закончили; орудия вкатили на место и принялись выбивать из стен дерьмо. Батис и его арабы отказались сдаваться; хотя это можно было предусмотреть заранее, они совершили внезапную вылазку, подожгли некоторые орудия и заставили роту македонской регулярной пехоты отступить вниз по склону.

Излишне говорить, что повод был совершенно героический: Ахилл бросается на помощь. Александр лично возглавил атаку, меч его сверкает на солнце, голова непокрыта, чтобы каждый мог его узнать — и вдруг бац! здоровенное копье из катапульты на стене пробивает его щит и нагрудник и сшибает с ног на задницу. Единственный раз в жизни я видел такое: словно божественная рука прихлопнула осу. Твою мать, подумал я, он мертв, ни одна сволочь такого не переживет.