Александр Великий или Книга о Боге

Александр пригласил к себе военачальников; когда они, собравшись, заполнили его палатку и даже стояли в дверях, он, сидя на троне, обратился к ним со следующими словами: «Я прекрасно знаю, что индийцы распространяют всякого рода лживые сведения, чтобы запугать наши войска, но вы уже знакомы с такого рода хитростями; персы тоже говорили, что у них бесчисленные армии, непреодолимые реки, бесконечные просторы, тем не менее, мы разгромили их армии, переправились через реки и перешли границу их царства. Не думаете же вы, что у индийцев столько слонов, сколько коз в Македонии? Знайте, что эти животные очень редкие, их трудно поймать и еще труднее приручить. Тогда что же вас пугает, размер слонов или количество людей? Со слонами вы уже имели дело и поняли, что достаточно ранить нескольких из них, чтобы обратить их всех в бегство; в таком случае, какое имеет значение, сколько их перед вами, триста или три тысячи? А что касается людей, то разве вам впервые видеть их перед собой в великом множестве и разве вы не привыкли меньшими силами побеждать превосходящие силы противника? Можно понать, что вы могли испугаться, когда мы перешли Геллеспонт и когда нас было мало; но теперь с нами скифы, бактрийцы, согдийцы, индийцы Таксила и Пора, так что же вы дрожите от страха?».

Раскаты грома раздавались в небесах, с которых лил дождь. Военачальники стояли с опущенными головами и не поднимали глаз.

Александр продолжал: «Мы находимся не в начале наших трудов, а в конце их; очень скоро мы подойдем к океану и к той стране, откуда встает солнце; и если малодушие не помешает нам, мы вернемся домой с триумфом, расширив наши владения до края Земли. Неужели мы будем настолько нерадивы, что не соберем урожай, который сам идет к нам в руки? Это тот случай, когда выигрыш несравненно больше опасности. Мы имеем дело с народами, которые одинаково трусливы и богаты, и я веду вас не столько на войну, сколько на захват богатств. От вашего мужества зависит попытаться сделать все или не сделать ничего. Я прошу вас, заклинаю ради вашей собственной славы и ради моей, ради нашей привязанности друг к другу, я заклинаю вас не покидать вашего товарища по оружию накануне событий, которые сделают вас властителями мира! Я не говорю „вашего царя“ потому, что, если до сих пор я пользовался своей властью, то сегодня я не приказываю, я прошу вас. И посмотрите, кто обращается к вам с просьбой: тот, за кем вы следовали повсюду, кого прикрывали щитами и защищали мечом. В моих руках слава, которая сделает меня равным Геркулесу и Дионису, не отнимайте ее у меня. Ответьте на мою просьбу и прервите это тяжелое молчание. Где ваши крики ликования, где веселые лица моих македонян? Солдаты, мои солдаты, я вас больше не узнаю!».

Но никто не поднял головы и не разжал губ. Самые давние его товарищи, Кратер, Пердикка, Евмен, Леоннат, Кен, Мелеандр, Неарх стояли молча. Но за ними сквозь шум дождя и раскаты грома доносились голоса из неспокойного лагеря. Тогда Александр воскликнул: «Что я совершил такого, что вы не удостаиваете меня взглядом? Ни у кого не хватает смелости ответить мне? Ведь я прошу вас подумать только о вашей собственной славе и вашей чести! Я не вижу больше тех, кто когда-то боролся за возможность нести своего раненого царя. Меня покинули, продали, меня предают врагу. Можете бросить меня на милость диких зверей и оставить во власти разбушевавшихся рек. Пусть я буду добычей племен, одно имя которых приводит вас в ужас. Если вы отвернетесь от меня, я найду себе тех, кто пойдет за мной. Мои вчерашние враги будут мне более верными, чем вы; я сделаю из них солдат. И если мне суждено умереть, я предпочту погибнуть, чем царствовать опозоренным и зависеть от вас».

Забрала шлемов оставались опущенными, неподвижными. Тогда Александр опустил голову в ладони и было видно, как самый могущественный в мире царь плачет на глазах у своих военачальников.

Наконец Кен, шурин Филоты, герой битвы с Пором, выступил на шаг вперед, снял шлем и сказал: «Пойми нас, Александр. Мы не трусы, мы не изменились; мы по-прежнему готовы сражаться за тебя и встретить тысячу опасностей. Ты сам знаешь, сколько македонян и греков пошли за тобой, и как мало их осталось среди нас. Одни поселились, и не всегда по доброй воле, в городах, которые ты основал; другие погибли в сражениях или возвратились домой из-за ранений, третьи были оставлены в гарнизонах, расположенных по всей Азии, с одного конца до другого; большинство людей умерли от болезней; выжили очень немногие, и эти немногие измучены душой и телом».

Военачальники кивали головой в знак согласия, и все сочувствовали Кену, похудевшему, сжигаемому упорной лихорадкой, одному из тех истощенных болезнями людей, о которых он только что упомянул. Кен продолжал говорить, и было видно, что он уже ни на что не надеется, ничего больше не чувствует и ничего не боится: