Нет письменных свидетельств о другой группе, которую Александр должен был подготовить к чистке. Состояла эта группа из военачальников и командиров конницы, «друзей»-гетайров и гиппархов. Единственный намек, по которому мы можем судить о недовольстве ими Александра, — это полное их молчание в течение двух лет террора. Александр не забыл об их индийском мятеже, о том, что, когда он обратился к ним за поддержкой, они не проронили ни слова. Не забыл и аплодисментов, которыми они встретили речь Кена. Эти «порфироносные повелители», делившие с царем ужин, сломились, должно быть, в результате слежки за ними царственного параноика. Инцидент в Описе дает возможность почувствовать ситуацию. Когда Александр мрачно удалился в шатер и составил указ, согласно которому персидские аристократы должны были влиться в его окружение, он, скорее всего, ненавидел таких полководцев, как Пердикка, Птолемей и пр.
В своей речи в Описе Александр напомнил войскам о том, что нынешним благоденствием они обязаны ему. Согласно Плутарху, Александр держал такую же речь и перед своими сподвижниками. Александр щедро вознаградил их, лично заботился о каждом военачальнике и часто журил за возраставшую изнеженность. Плутарх пишет:
Он [Александр] видел, что его военачальники изнежились и роскошь их превысила всякую меру, питались они одними деликатесами. Теосец Гагноп носил башмаки с серебряными гвоздями. Леоннату привозили на верблюдах песок из Египта: он натирался им, когда шел в гимнасий[27]
. У Филоты скопилось так много сетей для охоты, что их можно было растянуть на сто стадиев. При купании и натирании друзья царя чаще пользовались благовонной мазью, чем оливковым маслом, повсюду возили с собой банщиков и слуг, которые готовили им постель. За все это царь журил своих приближенных. Александр высказывал удивление, как это они, побывавшие в стольких жестоких боях, не помнят о том, что потрудившиеся и победившие спят слаще побежденных. Разве не видят они, сравнивая свой образ жизни с образом жизни персов, что нет ничего более рабского, чем роскошь и нега, и ничего более царственного, чем труд? «Сможет ли кто-либо из вас, — говорил он, — сам ухаживать за конем, чистить свое копье или свой шлем, если вы отвыкли прикасаться руками к тому, что всего дороже, — к собственному телу? Разве не знаете, что конечная цель победы заключается для нас в том, чтобы не делать того, что делают побежденные?» Сам Александр еще больше, чем прежде, подвергал себя лишениям и опасностям в походах и на охоте. Но его друзья, разбогатев и возгордившись, стремились только к роскоши и безделью, они стали тяготиться скитаниями и походами и постепенно дошли до того, что осмеливались порицать царя и дурно отзываться о нем. Сначала Александр относился к этому очень спокойно. Он говорил, что царям не в диковинку слышать хулу на свои благодеяния.