Александр Зиновьев. Прометей отвергнутый

Философский факультет готовил преподавателей средних школ, техникумов, вузов и работников научно-исследовательских учреждений. В его составе было три отделения: философское, психологическое, логики и шесть кафедр: диалектического и исторического материализма, истории русской философии, истории западноевропейской философии, психологии, логики и педагогики. Согласно учебному плану, на всех отделениях читались курсы основ марксизма-ленинизма, диалектический и исторический материализм, политическая экономия, история философии (русской, античной, средневековой, новой и новейшей), логика, психология и языкознание. На философском отделении кроме того изучались спецкурсы по истории социологических учений, история логики, теория и история эстетики, латинский, греческий языки, основы современной математики, физики, биологии.

В зачётке Зиновьева — в основном отличные отметки. С его памятью, интеллектуальным азартом и умением структурировать и излагать информацию освоение программных предметов не составляло для него большого труда. Он быстро уловил алгоритм построения марксистских текстов, вполне прямолинейных и предсказуемых, и при необходимости мог легко реконструировать любой из них, только пробежав глазами. Он не зубрил билеты — главный метод студенческой подготовки к экзаменам. Он строил свои ответы, опираясь на знание предмета и логику. Он говорил осознанно, свободно, без начётничества, и это подкупало экзаменаторов. Бывший в ту пору заместителем декана по учебной работе А. Косичев вспоминает: «Это был талантливый студент, одновременно мягкий, вежливый, уважающий оппонентов, но твердокаменно непоколебимый в защите своих убеждений»[195].

Об уровне и качестве полученных на занятиях знаний Зиновьев вспоминал с большой иронией: «Мы знали, что такое материя и сознание, производительные силы и производственные отношения, базис и надстройка. Уже после второй лекции маразматика Бугаева мы знали, что мы на голову выше всех предшественников, включая Аристотеля, Канта и Гегеля. И даже наших соотечественников Герцена и Чернышевского, которые вплотную подошли к…, но остановились перед… А мы перешли и не остановились.

И хотя нам об этом говорил косноязычный маразматик Бугаев, нам это льстило, мы этому охотно верили. И отправлялись в ближайшую забегаловку, переполненные величайшей мудростью и беспредельно обрадованные необычайной лёгкостью её приобретения»[196].

На самом деле педагоги в массе своей были опытными и знающими преподавателями. Многие — заслуженные профессора и даже академики, настоящие учёные, а не только партийные пустозвоны (таких тоже хватало). Специализированные курсы читали лучшие в своей области специалисты. Умный студент мог многое из них усвоить. И Зиновьев ничего дельного мимо себя не пропустил. Другое дело, что каких-то особенно любимых или по-доброму запомнившихся на всю жизнь личностей среди них для него не оказалось.

Исключение — Валентин Фердинандович Асмус. Ему шёл тогда шестой десяток. Нервный, худой, всегда в чёрном, он был несомненным мэтром. Автор многих трудов по истории философии и эстетике, лауреат Сталинской премии, создатель новейшего — 1947 года выпуска — учебника по логике. У него было международное признание. Его ценили интеллектуалы. Дружил с Пастернаком. Власти то ополчались на него, то благоволили.

Рассказывали, будто бы как-то раз, в 1946 году, чуть не в полночь, в дверь квартиры Асмуса раздался звонок. Входят военные: «Товарищ Асмус?» — «Да». — «Следуйте за нами». Дело известное — арест! Надел пальто, поехали. Долго везли куда-то, наконец: «Выходите!» Какое-то здание. Длинный коридор. Идут. Открываются двери. Перед ним большой зал и там — Политбюро в полном составе, весь Совет министров. Сталин из стороны в сторону прохаживается. Говорит ему: «Товарищ Асмус, расскажите товарищам, что такое логика». Что делать, пришлось прочесть лекцию о предмете логики. Закончил. Сталин обращается к собравшимся: «Вы поняли, что такое логика? Преподавать логику в средней школе! Доброй ночи, товарищ Асмус». На следующий день логику ввели в школьную программу[197].

Яркого молодого человека он отметил сразу и впоследствии неоднократно поддерживал, высоко оценивая его научные достижения. Они были близки по духу: «Мой учитель проф. В. Ф. Асмус когда-то говорил, что основу научного творчества образует именно удивление», — сочувственно вспоминал Зиновьев в одном частном письме[198]. В 1962 году Асмус был вторым оппонентом на защите докторской диссертации Зиновьева[199]. Их тёплые дружественные отношения сохранялись неизменными до самой смерти Асмуса.

Асмус — исключение. Прочие — предмет бесчисленных карикатур и насмешек. Тот же Толмачёв, чьи лекции больше напоминали митинг. Или Белецкий, который, объясняя, что такое объективная истина, подходил к окну и, указывая на видневшуюся из него Кремлёвскую стену, поучительно восклицал: «Вот что такое объективная истина!»