Александра Федоровна. Последняя русская императрица

— Это — праведный гнев, гнев возмущения! Пусть опла­ченные вами горничные, пусть разные авантюристки, лю­бительницы шантажа осмеливаются распространять такие слухи, это все, конечно чудовищно, но они меня не трога­ют... но вы... Вы, моя мать, вы, бывшая когда-то сама рус­ской императрицей, распоясываетесь, восстаете против нас...

Вдруг напряженное лицо Николая смягчилось. На губах появилась ироничная улыбка... Послышался даже легкий смешок. Ошарашенная Мария Федоровна стояла перед ним, боясь пошевельнуться...

— Я знаю, кто пустил этот мерзкий слушок. Этот бравый генерал Орлов, вот кто... И этот человек был так мне всегда предан... Ну, говорите, имейте достаточно мужества, чтобы признать, что я прав, что виной тому — он.

Мария Федоровна опустила голову. И тихо прошептала:

— Его имя нд самом деле было мне названо...

Николай гоиел к двери. Повернувшись, он бросил на

мать надменный взгляд.

— Вы мне нанесли больную рану, но я покидаю вас, ис­полненный решимости, — завтра же я прекращу все эти сплетни. Я наведу порядок. Прошу вас относиться к нам с добрыми чувствами, мы оба этого заслуживаем, и она, и я...

Но 25 сентября комендант Донварский передал царице короткую записочку от генерала Орлова:

«После посещения отца Иоанна Кронштадтского я был принужден пообещать, мадам, удалиться... Я бережно хра­ню, Ваше величество, воспоминания о Вашей доброте и ва­шей поистине императорской грациозности. До тех пор, покуда Господь позволит мне жить на этой земле, я буду все­гда молиться за Вас и за всех Ваших близких. Посылаю Вам маленький золотой медальон, подаренный мне одним из моих дядьев, который принадлежал славному генералу Ско­белеву. Мне будет оказана высочайшая честь, если Его им­ператорское высочество цесаревич будет носить его на Себе. Это — талисман, дарующий непобедимость!»

Александра поняла, что злобные козни ее свекрови вновь увенчались успехом. Но Николай и на сей раз не поверил тому, что подозревала его мать. Но ради своего царского достоинства он был вынужден удалить своего верного слу­гу, слугу короны, который теперь мог бы вернуться в Рос­сию, только получив личное разрешение государя.

В туже ночь Алексей ударился о ножку столика, и у него началось обильное кровотечение. Ничто не могло остано­вить кровь. Доктор Боткин, который теперь и дневал и но­чевал во дворце, заявил, что он бессилен и ничем не может помочь ребенку.

Александра плакала, чуть не обезумев, в объятиях мужа.

Николай, теряя от таких страданий самообладание, вдруг воскликнул:

— Теперь нужно только чудо!

И императорская чета, опустившись на колени на ковер в комнате, вновь с еще большим пылом принялась умолять Господа сжалиться над несчастным мальчиком.

XVII.

К постоянным тревогам Александры о состоянии здоро­вья ее сына, добавилась еще одна печальная новость: гене­рал Орлов, направленный с особой миссией по распоряже­нию императора в Египет, был найден мертвым в своем но­мере в Каирском отеле 17 октября 1905 года.

Говорили о самоубийстве. Местные власти, подчиняясь чьему-то нажиму, неохотно, но все же скрывали результаты проведенного расследования. Тайный курьер императрицы, направленный ею на место происшествия, чтобы все узнать о несчастной жертве, привел в Санкт-Петербург достаточ­но много весьма серьезной информации. Генерала, чтобы там не утверждали, убили, — но это преступление было со­вершено не по прямому приказу русского императора, а в ре­зультате политических закулисных махинаций, которые направлялись из-за границы, из Германии...

Проявленное при этом известии хладнокровие Алексан­дры лишний раз доказывало, как умеет выносить эта вели­кая женщина удары Судьбы, с каким великим достоинством.

Она знала чутьем медиума, что ее муж был непричастен к этому убийству, но, как она опасалась, определенная часть окружения вдовствующей императрицы в Аничковом двор­це могла иметь отношение к этому делу.

Теперь единственный ее друг, который всегда ее под­бадривал, который, не задумываясь, предлагал ей свою шпагу для защиты слабосильного цесаревича, наследни­ка империи, был убит выстрелом из револьвера каким-то негодяем...

Можно было, конечно, довести до конца расследование, — выявить виновных,.. Может, как раз этого и ожидали ее вра­ги. Женская мудрость Александры подсказывала ей не про­водить расследования, о чем она и сказала мужу... теперь ей в утешение оставались лишь молитвы о несчастном ее слу­ге, с которым так жестоко расправились в далеком Египте, Она могла отыскать его следы, следы его духовности, в про­должительных беседах с вызываемыми ею духами, которые всегда оказывали ей поддержку.

У царицы все обострялось ее «шестое чувство» по мере того, как Господь испытывал ее терпение и смиренность. Даже сам епископ Феофан, исполненный сострадания к царице и ее голгофе, одобрял, — правда с некоторой наивно­стью, — присутствие при дворе разного рода ясновидящих, блаженных, знаменитых юродивых, увечья которых или су­масбродство порой выдавалось за знак небес.