Доктор Боткин, который никуда из дома не отлучался, осмотрел мальчика и обнаружил обильное кровоизлияние в бедре и паху. Этой ночью в Спале никто не сомкнул глаз. Хлынул поток телеграмм. Из Санкт-Петербурга один за другим стали прибывать знаменитые специалисты. Следом за докторами Федоровым и Деревенько приехали педиатр Острогорский и хирург Раухфус, доктор Рауст.
Они окружили кроватку цесаревича, но ни их знания, ни их опыт помочь в этом случае им не смогли, — ребенку лучше не становилось, теперь приходилось ожидать только худшего.
«Бедный ребенок сильно страдал, — писал Николай матери, — боль приходила приступами и возобновлялась каждые четверть часа. Из-за высокой температуры у него начинался бред, который продолжался и днем, и ночью. Каждое его движение вызывало у него дикую боль...»
«День и ночь Алексей Николаевич кричал от боли; окружающим было так тяжело слышать в коридорах его постоянные крики, стоны, — они были слышны и за стенами дома», — вспоминала впоследствии Вырубова.
Одиннадцать суток государыня не раздевалась, не ложилась в постель и почти не отдыхала, — часами она просиживала у изголовья своего маленького больного сына. Иногда на несколько мгновений погружалась в дрему, но вопли больного ее тут же пробуждали, что доставляло ей еще больше страданий.
— Господи, Господи, смилуйся же Ты над моим маленьким. Пусть буду страдать только я, страдать столько, сколько Тебе захочется. Я — ведь сильная женщина, могу его заменить, но только оставь ребенка мне, не отбирай его у меня...
Иногда Алексей широко открывал свои большие глаза, в которых сквозил страх, подолгу, жалобно смотрел на мать, и мольбы срывались с его горячих губ.
Эти мучения продолжались более десяти дней. Иногда Николай менял у изголовья больного Алике, но он держался гораздо хуже, чем Александра. Анна Вырубова сообщает, что «однажды, войдя в комнату сына, услышав его отчаянные стоны, государь выбежал, и, запершись в своем кабинете, расплакался».
Врачи не оставляли никакой надежды несчастным родителям. Они теперь были уверены, что мальчик умирает. Алексей и сам так думал и ожидал только одного, — что смерть избавит его от страданий. Однажды он спросил у матери:
— Мамочка, когда я умру, мне уже не будет так больно, правда? Помоги мне умереть, мамочка... мне так больно...
В другой раз, когда боль немного отступила, он тихо сказал:
— Маленькую могилку мне выройте на полянке в лесу... чтобы я мог видеть, как вокруг резвятся белочки.
...Несмотря на страшную драму, которая разыгрывалась в спальне мальчика, в охотничьем домике жизнь шла своим чередом. Государи, и прежде всего Александра, делали все возможное, чтобы скрыть состояние предсмертной агонии, в котором находился цесаревич, наследник престола. Всем четырем его сестрам было строго наказано развлекать гостей, приглашенных, чтобы те не разъехались по домам.
Несмотря на все предосторожности, тяжелая болезнь наследника не могла долго оставаться абсолютной тайной. И в польских селах, и в Санкт-Петербурге, и даже за границей уже ходили тревожные слухи, один фантастичнее другого. Журналисты гадали, что же произошло с наследником. В лондонской «Дейли мейл» в пространной статье бесстыдно утверждалось, что мальчик подвергся нападению анархиста и был тяжело ранен при взрыве бомбы. Цесаревич якобы находился уже при смерти. Все понимали, что фатального исхода можно было ожидать в любой момент, и тогда министру двора, барону Фредериксу было разрешено выпускать ежедневный медицинский бюллетень о истинном состоянии здоровья цесаревича.
Узнав о тяжелой болезни наследника, русский народ все больше сплачивался, организовывал большие коллективные богослужения. Специальные молебны за здравие проводились и в больших соборах, и в маленьких церквах, затерянных в глуши деревень. Все русские люди желали скорейшего выздоровления цесаревичу. Перед чудотворной иконой Божьей Матери в Казанском соборе Санкт-Петербурга день и ночь молились верующие.
Царю приносили мешки писем. Солдаты, казаки, студенты, купцы, священнослужители, — все писали царю, чтобы выразить ему свои соболезнования. Порой казалось, что развязка вот-вот наступит. Царица не отходила от своего сына. Она видела эти его неимоверные страдания, и однажды утром даже пожелала ему смерти-избавительницы.
Но Алексей еще дышал, и агония продолжалась. Вечером, когда свита настороженно ожидала известий в гостиной императрицы, в дверях появилась принцесса Ирина Прусская, сестра Александры. Лицо у нее было бледным как полотно. Она попросила всех посторонних удалиться и сообщила, что состояние мальчика безнадежно. Николай, побледнев, сделал знак доктору Федорову, и они оба вышли из комнаты.