Александра Федоровна. Последняя русская императрица

Будущий ее народ видел над головой молодой принцес­сы сияющий нимб. Все в интеллектуальных кругах Санкт- Петербурга выражали к ней только свои симпатии. Те рус­ские люди, которые в это время находились проездом в Лон­доне, говорили послу, что они будут только рады, если их представят той, которая в один прекрасный день станет их государыней. Но эти же люди, добившись своего, тут же начинали жаловаться на холодность оказанного им приема, подчеркивали, что принцесса не сказала им ни одного лас­кового слова.

Разумеется, робость Алике не способствовала завоеванию ею требовательных светских дам, которые смотрели на нее скорее как на любопытное животное. Они сразу решили, что ей не хватает привычной любезности, и не без удовольствия злословили о ней.

В это время в русских кругах уже распространялись тре­вожные слухи об ухудшающемся состоянии здоровья Алек­сандра III. В Санкт-Петербурге, как и в Москве, наблюда­лась заметная тенденция либерального толка. Всемогущий обер-прокурор Святейшего синода К. Победоносцев снис­кал ненависть всех интеллектуалов империи. Все повсюду говорили о свободе совести, об уважении прав всех граждан империи, а Победоносцев упрямо выступал против всех пе­редовых идей и постоянно укреплял свою личную власть над царем, и это уже не могло не вызывать всеобщего осужде­ния.

Народы, населяющие нашу планету, во всех ее частях, остаются такими, какие они есть, и имперская традиция требовала от Алике изменить свою веру, если она хотела выйти замуж за наследника престола. Сердце ее разрыва­лось, когда она приносила такую великую, на ее взгляд, жер­тву. Отцу Яничеву пришлось прибегнуть к своей обходитель­ности, к дипломатической тонкости, чтобы она преодолела свои последние душевные терзания. Когда летом в Виндзо­ре стало известно, что невеста, наконец, уступила желанию своего претендента на ее руку и намерена поменять религию, она стала подвергаться резкой критике со стороны русско­го общества.

Все сторонники установленного Победоносцевым суро­вого политического режима в глубин^ души надеялись, что она на это не пойдет, и посему считали ее высшим суще­ством. Ее согласие принять православие было повсюду встречено с живым разочарованием. В царском окружении об этом старались сильно не распространяться, но когда все стало ясно, то повсюду — в аристократических салонах, в высших учебных заведениях, в «элитарных» университетс­ких кругах — вдруг начался откат назад: на самом ли деле мо­лодая принцесса Гессенская является той сказочной птицей- феникс, которой ее представляли?

Само собой, императрица Мария Федоровна, несмотря на свои умильные депеши, дорогостоящие подарки, гром­ко заявляла всем* кто хотел ее слушать, что ей не нравится этот брак. Она без всякого стыда утверждала, что у такой супруги, как Алике, нет необходимых качеств, чтобы даже вступить на нижнюю ступеньку трона. Сестры Николая, великие княгини, тоже не скрывали своей враждебности. Беспричинная ревность — а у какой ревности есть причи­на? — заставляла злонамеренных людей критиковать еще до приезда в страну ту, которая заставила себя отказаться от самых сокровенных убеждений, только ради того, чтобы им понравиться!

В июне 1894 года Николай был все еще ослеплен своей мечтой. То, что не бы по любовью к его любимой невесте, он безоговорочно отвергал. Можно было бы подумать, что мо­лодые люди отведали «фильтра любви», иначе как поверить тому, что происходило у всех на глазах?

Николай решил рассказать своей невесте о своей пре­жней жизни. Он не позволил ей самой наткнуться на интим­ные записи в его дневнике, посвященные его взаимоотно­шениям с Кшесинской, напротив, он взял на себя инициа­тиву и рассказал ей все, подробно, об этом своем любовном опьянении.

Она спокойно, с серьезным видом, выслушала его, не сделав ему ни единственного упрека, и два дня спустя напи­сала ему:

— Все мои мысли по-прежнему только с Вами, Моя лю­бовь к Вам усиливается с каждым днем. Те, кто еще друг дру­га не любили, теперь любят, а те, кто всегда любили друг друга, любят еще сильней».