Александра Федоровна. Последняя русская императрица

Он решил довериться ей, рассказать о своей личной жиз­ни. Он передал ей свой дневник. Так у нее откроется пря­мой доступ к его душе, откроется без всяких его слов, его жестов. К чему они?

Но Ал икс еще очень плохо знала русский. Часто на стра­ницах этой исповеди она оставляла какие-то бессвязные за­мечания. Некоторыебиографы, которым удалось держать в руках этот документ непорочной любви, отмечали эти заме­чания, свидетельствовавшие о странностях характера моло­дой девушки.

Нельзя забывать, что Алике была по отцу немкой и от­личалась повышенным романтизмом, религиозной сенти­ментальностью, а налет наивности придавал ей пикант­ность, словно аромат, исходивший от стихов Гёте и Генриха Гейне.

Так, на одной страничке она оставила такие стихи:

Пусть вас сопутствует покой,
А любовь пусть вас ласкает,
Позвольте передать привет вам свой,
В словах «Господь вас не забывает!»

На другой странице читаем стихи Виктора Гюго:

Люблю я ночью, погрузившись в думу,
Глядеть на моря глубину,
Где Луна в своей затее,
Купает в ней — свой серебристый веер.

На еще одной странице написано по-немецки: «Es gibt Tage und Momente, die Strahlen werfen, konnen uber Jahre...»

Затем по-французски: «Разве сможем мы когда-нибудь забыть эти славные деньки, мой хороший, мой добрый че­ловечек!»

Под этой фразой она нарисовала сердечко, и добавила: «Ты, ты, ты...»

И вот еще такие фразы, свидетельствующие о ее чисто женской, мистической взволнованности:

♦Сегодня ночью мне приснилось, что я любима. Про­снувшись, я убедилась, что это так и есть. Я, опустившись на колени, благодарила за это Бога. Настоящая любовь — это дар Божий, который с каждым днем делает нас все бо­лее глубокими, все более совершенными, все более чис­тыми».

Когда читаешь эти странички дневника, то лучше по­нимаешь историю этой юношеской любви двух чистых со­зданий, которая с годами будет становиться все возвышен­нее. Такую любовь можно сравнить с любовью Дафни и Хлои, Павла и Виргинии. Невольно любой может расчув­ствоваться, пожелать этой избранной паре молодых лю­дей самого большого счастья и необычной нежности друг к другу.

Но при этом нельзя забывать об окружении, о человечес­ких слабостях, о роли благородного происхождения. Он — сын самого великого императора того времени, она — юная принцесса, благополучие семьи которой так зависит от всех коронованных особ в Европе...

Менее чем через неделю после их приезда к чете Баттен- бергов присланная туда телеграмма вернула возлюбленных к жестокой реальности. Ее величество, английская короле­ва теряла терпение. Из своего Виндзорского замка она уч­тиво, но со всей своей властностью требовала к себе Алике с Николаем.

Алике, конечно, не страшилась встречи с бабушкой. Она знала, на какую беспримерную нежность к ней способна старая королева. Николай, правда, нахмурился:

— Но ведь там у нас не будет такой свободы, как здесь!

Виктория Баттенбергская без всякой злобы сделала свое

сдобренное иронией замечание:

— Николай, о какой свободе Вы говорите, если у Вас на голове царская корона? Обратитесь к Пану, к лесным шекс­пировским феям, пусть превратят вас в деревья в соседнем лесу, с туго переплетенными ветвями... и тогда вам уже не­чего будет опасаться...Это была всего лишь порожденная романтикой шутка принцессы, но в ней было много правды.

Сборы были недолгими. Гости с грустью прощались с хозяевами.

— Приезжайте снова, как только сможете, — пожелал им принц на прощание.

VIII.

В Виндзорском дворце их ждала другая Виктория, анг­лийская королева.

Она нежно обнимала внучку, а Алике увлеченно расска­зывала ей о том, как она счастлива.

— Вы, Грэни, даже представить себе не можете, какой замечательный у меня жених! Он сумел убедить меня, что очаровательные принцы существуют не только в сказках.

Королева только покачивала головой, выражая свое пол­ное с ней согласие. Она все чаще подносила свой лорнет к старым глазам. Ей хотелось получше разглядеть свою кра­савицу, ее милое Солнышко, ее дорогую внучку...

— Скажи, а тебе не страшно становиться второй дамой в русской империи?

Алике не спешила с ответом. А чего ей бояться? Голова у нее, конечно, кружилась от такой неслыханной, резкой пе­ремены в ее жизни, но ведь это вполне естественно, и она в этом никак не виновата! Прежде она относилась довольно небрежно, довольно легкомысленно ко всем добрым поже­ланиям, которые выражали ей при английском дворе. Но теперь разве мало у нее оснований считать себя весьма важ­ной личностью, которая может сделать немало добра для ее будущей страны, для возвышения ее славы?