Александра Федоровна. Последняя русская императрица

День здесь наступал гораздо раньше, чем в Москве, да и дни казались короче. Солнце обжигало благодатным своим жаром лесную поросль, а протяженные облака, набегавшие с севера, были похожи на серебристый пепел на розоватом небе.

Цесаревич развлекался в этом громадном лесном поместье, где никто не отдавал чести, а пожилые господа во фраках с портфелями в руках не появлялись на тропинках, чтобы поприветствовать императора. Все четыре великие княгини с братом совершали импровизированные прогулки, без заранее установленного маршрута по дорожкам в лесу, а слуга почтительно следовал на определенном расстоянии от них, не спуская с них внимательных глаз.

Александра предпочитала этому влажному теплому осеннему климату мягкий климат Крыма, а дремучему лесу — свой ливадийский сад. Но ее муж, ее дети, были так счастливы оказаться на дикой природе, и им здесь нравилось гораздо больше, чем где-нибудь еще.

Вечерами все катались на лодке на прудах, по берегам которых стояли плакучие ивы, уже ронявшие свои золотистые листочки на водную, застывшую гладь. Александра умела в такие минуты расслабиться. Слуги приносили большие одеяла, меховые подушки, устраивали из них среди высокой травы для нее ложе, на котором отдыхала фея-императрица. К ней приезжали гости, но обычно ненадолго, чтобы ее не утомлять. Анна Вырубова иногда читала ей вслух, но, видя, что императрица дремлет, поднималась и тихо, чтобы не потревожить ее сна, удалялась.

По утрам царь со своими дочерьми катался верхом по красивым лесным тропинкам. Он очень любил эти утренние вылазки со своими детьми. Цесаревич все время был рядом с матерью и катался на ближайшем пруду на лодке. Ему не разрешалось далеко уходить, чтобы не заставлять волноваться царицу и тех людей, которые были к нему приставлены для наблюдения.

Александре, как и ее бабушке Виктории, нравилось обметывать кружевами белье, и у нее был свой секрет ремесла. Если она оставалась одна, и никто ей не мешал, она начинала вышивать на носовых платках мужа его инициалы и маленькие царские короны. Этот усердный, поистине пчелиный труд ее успокаивал, погружал ее в благодатную тишину, и она в такие минуты переживала две свои самые большие радости на земле: размышлять о своих интимных отношениях с мужем, который заключал ее в свои крепкие объятия, и внимательно следить за шалостями ее дорогого маленького сыночка, этого хрупкого Алеши, который, казалось, последнее время себя гораздо лучше чувствовал.

Иногда, когда она оставалась одна, а люди из свиты держались на почтительном расстоянии, она поднималась со своего лесного ложа, опускалась прямо в траве на колени и начинала молиться. Взор ее туманили блестящие, словно звездочки, слезинки. Она молилась Пречистой Деве, благодарила ее за трогательное к ней, Александре, внимание.

Иногда Алеша по утрам бегал по лужайке, собирал цветочки, злаки, дикие фрукты, незрелую, почти белую землянику, и все пригоршнями нес матери и дарил ей.

Вечерами все собирались в двух больших гостиных. Установленная там электропроводка постоянно барахлила и дети шумно радовались, когда слуги вносили лампы и расставляли их повсюду, а они были похожи на выпуклые звезды, такие добрые и яркие. Несмотря на то, что все ставни плотно закрывали, на свет все равно слеталась мошкара, устраивавшая свои замысловатые танцы над матерчатыми абажурами или вокруг закопченного стекла лампы.

Пили горячий чай, и он, словно кипучий собеседник, звал к размышлениям. Каждый в такие минуты мог мечтать о чем угодно, призывать в своем воображении всех мыслимых химер! Великая княгиня Ольга и ее сестра Татьяна, конечно, вспоминали очаровательных принцев, которые их соблазняют на своих турнирах, или о манерных танцах, о которых столько говорили, но их не видели, так как жили они уединенно в Царском Селе, вдали от светской суеты…

Николай любил читать, прежде всего русских авторов. Он страстно любил Чехова и передал свое влечение жене. Александре тоже нравился замечательный стиль писателя. Однажды она сделала весьма любопытное суждение:

— Ники, почему все мы так любим Чехова? Не потому ли, что он напоминает нам осень? Может, наша молодость уже прошла?

Царь растерялся и не смог сразу ответить на ее вопрос. Он только с нежностью смотрел на нее. Она продолжала:

— Может, совершенная любовь — спутница одиночества и тишины?

Спать ложились рано, и все обитатели этого особняка засыпали в тиши лесов, и вместе с ними засыпали звери и птицы.

Однажды утром Алексей закапризничал, потребовал, чтобы и его взяли на прогулку верхом, вместе с отцом и сестрами. На веранде, где все пили утренний чай с булочками, намазанными маслом, с ломтиками сыра, которых каждый брал столько, сколько хотел, члены семьи приступили к обсуждению своей программы на день.

На глазах цесаревича выступили слезы. Он видел, что отец колебался, не знал, отказать ему или нет в таком большом удовольствии, — покататься верхом вместе со взрослыми, но суровый взгляд царицы стал явным запретом, и теперь ребенку приходилось расставаться со своей светлой мечтой.