Александра Федоровна. Последняя русская императрица

Ни министры, ни сам император не допускали и мысли, что подлое убийство в Сараево может привести к войне. Он решил в столицу не возвращаться, а так как состояние цесаревича немного улучшилось, было принято решение продолжать круиз.

Через день после смерти эрцгерцога на «Штандарт» пришла еше одна важная новость, всполошившая всю семью: произошло новое покушение. На сей раз речь шла о Распутине. Такая новость быстро облетела яхту, но все говорили об этом только шепотом. Все теперь надеялись, что со «старцем» покончено, хотя никто не осмеливался говорить об этом открыто. Императрица не скрывала своего тревожного состояния. Она постоянно молилась и ежедневно посылала телеграммы в Покровское. Вскоре она узнала всю правду. Распутин от раны не умер. Его перевезли в больницу в Тюмень, состояние его было довольно серьезным, но врачи считали, что им удастся спасти ему жизнь.

— Что же произошло?

Когда Распутин 27 июня возвращался в свою деревню, за ним незаметно следовала по пятам одна женшина, блаженная, — ее звали Хиония Гусева, и, как выяснилось позже, ее подослал монах Илиодор. Эта склонная к истерическим припадкам женшина долго следила за «старцем», в его деревне. Когда Распутин шел на почту, чтобы отправить телеграмму императрице, она подошла к нему на углу одной улицы и протянула руку за подаянием. Когда Распутин остановился и стал шарить в карманах, чтобы дать ей несколько монеток, она вонзила ему в живот нож и тут же принялась истерично орать: «Наконец, я убила Антихриста…»

Какое, однако, странное совпадение, — два дня, два покушения и оба они будут иметь серьезные трагические последствия. Распутин был тяжело ранен. Ему удалось каким-то чудом избежать смерти. Две недели врачи не могли поручиться, что он выживет. Ему пришлось провести на больничной койке почти все лето.

Он тогда еще не знал, какие ужасные грозовые события заволакивали небо над Россией. Его отсутствие в императорском окружении в это время помешало ему сыграть свою спасительную роль не только во имя царя, но и во имя всей Европы.

Самую большую ответственность за трагедию 1914 года нес, несомненно, кайзер Вильгельм II. Разумеется, его союз с Австрией требовал от него выполнения определенных взятых на себя обязательств. А драма в Сараево стала лишь удобным предлогом для возобновления всех жалоб со стороны Франца Иосифа в отношении сербского народа.

Этот престарелый деспот, который всегда мечтал о громких триумфах Габсбургов и о господстве над всем Балканским полуостровом, без малейших колебаний, решил воспользоваться договором с Германией и составить такой наглый, такой оскорбительный ультиматум, который она не могла бы отвергнуть.

Такой ультиматум и был составлен в Вене. Его канцлер и министр иностранных дел граф Бертольд зачитал его на заседании Совета министров, и все его коллеги шумно одобрили этот провокационный документ.

— Нам не нужен никакой дипломатический успех, нам нужно как можно больнее унизить сербский народ, и только крупная боевая операция поможет нам покончить с этой неразрешимой проблемой.

Берлин в равной степени был такого же мнения. Но Вильгельм лицемерно заявил, что Сербия не склонит головы даже перед таким ультиматумом, и война в таком случае неизбежна. Он советовал Францу Иосифу действовать быстро, стремительно. Нельзя допускать в этот конфликт другие страны. Нужно поскорее поставить весь мир перед свершившимся фактом.

Оба императора от души радовались ловушке, которую они расставили. Но 25 июля все их макиавельские замыслы были развеяны ответом Сербии, прозвучавшим как гром среди ясного неба. Этот храбрый народ не был готов к вооруженной борьбе. Сербы, стараясь избежать военного столкновения, принимали все условия ультиматума, причем с такой покорностью, что в Вене просто опешили. Сербия даже шла на такие уступки, которые могли задеть их национальное достоинство. Белград предлагал уладить все спорные вопросы мирным путем, после чего дожидаться вердикта, вынесенного Международным судом в Гааге…

Теперь во все канцелярии руководителей европейских государств и днем, и ночью, непрерывно поступали новости, которые порой противоречили друг другу.

«Мир сохранен», — утверждали в Лондоне. В Париже придерживались точно такого мнения. Санкт-Петербург, где желали только мирного разрешения конфликта, терпеливо ожидали окончательного решения. Наконец, 28 июля Бертольд со своими коллегами его приняли. Австрия отвергла капитуляцию Сербии и собиралась объявить ей войну.

Вильгельм и не собирался призывать Вену к благоразумию. 27 июля его посол в Париже барон фон Шен телеграфировал: «По мнению французов, если Германия и Франция предпримут совместные действия, — одна в Вене, а другая — в Санкт-Петербурге, — то можно будет найти разумное решение, которое обеспечит нам мир».

Но Вильгельм на это жестко ответил: «Пусть действуют только в Санкт-Петербурге».