— Любовь моя, должна тебя разочаровать… Ты был воспитан в обстановке постоянных праздников и дворцовых балов. Мне в детстве приходилось много работать, о многом передумать… Прежде нас учили позаботиться об обездоленных, и только потом думать о своем развлечении…
— Это, конечно, весьма благородно с твоей стороны, но…
Она перебила его:
— Будь всегда со мной искренним. Если на самом деле считаешь, что я поступаю благородно, то не следует мне возражать. Разве мы с тобой не находимся на вершине, а ведь, как говорится, положение обязывает, не так ли?
Император, испытывая нежность к жене, подошел к ней поближе:
— Да оставь ты это вязание… У тебя такие тонкие пальчики, такие красивые глазки, Солнышко мое, для чего тебе надрываться на такой работе? Портить пальцы, зрение? Именно потому, что положение обязывает, ты должна первой подавать пример своему окружению и повести кампанию милых улыбок…
— Что, у меня кислый вид?
— Да нет, что ты! Но ты сейчас такая серьезная, такая сдержанная, ты совсем не общаешься со своими дамами…
— Но они все такие глупенькие! Пустышки! По крайней мере я в своем положении императрицы заставляю их делать кое-что более полезное и разумное, чем просто сидеть у самовара, грызть баранки и судачить о других!
Ты их совсем не знаешь, к счастью для тебя. Они занимаются всяким вздором, городскими скандалами, сплетнями, выясняют, кто кого из их соседей любит, и только мечтают о балах, на которых можно встретить жениха, смазливого офицерика или не женатого дипломата, и, прежде всего, они змеюки, выискивают для себя очередную жертву.
— Нет, что ты, дорогая, кажется, ты сильно преувеличиваешь. В нашем окружении есть весьма почтенные дамы. Многие наши друзья организуют в своих владениях больницы для народа, открывают школы для деревенских детишек, обучают их различному полезному ремеслу, чтобы таким образом помочь им выбиться из ужасной нищеты…
Александра была явно недовольна тем, что он сказал, но на мужа не обиделась.
— Не знаю, где такие люди, о которых ты говоришь. Здесь, во дворце, я только вижу таких, которые весной отправляются в Париж или в Вену за модной одеждой, а потом все лето пропадают в морских путешествиях, в которых безумно веселятся, безбожно флиртуют, а осенью все прилежно делятся свои ми впечатлениями. Ну, как тебе нравится их жизненная программа?
Прости меня, любимый, но я никогда не сумею заставить себя жить среди этих глупых ветрениц…
Николай недовольно сморщился:
— Тем не менее тебе нужно попытаться их завоевать на свою сторону… нужно достучаться до их сердец…
— Сердца? Где ты их у них нашел? Когда в их присутствии начинаешь только говорить о благотворительности, можно подумать по выражению на их лицах, что их склоняют к какому-то просто тяжкому труду, который невозможно исполнить…
За этот первый год ее царствования высшее общество Санкт-Петербурга разделилось на два клана: первый воскурял фимиам вдовствующей императрице, которую в течение тринадцати лет нахваливал двор, проявляя свое искреннее желание безудержно веселиться и развлекаться; второй делал все, чтобы соблазнить молодую жену Николая, приехавшую из Германии. Их первый ребенок, который только что родился, не был даже наследником, — гарантом продолжения династии Романовых!
Вот в такой атмосфере готовилась церемония коронования, которая намечалась на май месяц.
Москва с Санкт-Петербургом соперничали, разрабатывая свои проекты организации пышного общенационального праздника.
Обряд коронования должен был проходить в полном соответствии с вековой русской традицией, и в первые дни апреля уже не было никаких сомнений в том, что коронация будет в Москве.
Увы, Москва, в эту весну 1896 года в последний раз брала на себя роль ревностной хранительницы прошлого, обязав императора — своего последнего правителя — подчиняться выработанный ею законам.
По взволнованному городу прокатился радостный слух, слухи все множились, царь, говорят, собирается короноваться по старинному обычаю предков, и по этому случаю будут проведены массовые народные гулянья. Такой радости давно в городе не царило. Она волнами вместе с вновь прибывающими накатывалась на Москву. Москвичи теперь только и думали о том, как весело они проживут эти торжественные, праздничные дни. Каждый час в старую столицу прибывали тысячи иногородних. Это было похоже на чужеземное вторжение, — такого потока разношерстного народа никто здесь не ожидал.
Все принимали участие в этом ярком, шумном торжестве, вероятно, одном из последних, если не последнем, перед наступлением сумерек кровавой Революции…
Три дня до коронования царям полагалось проводить в молитвах, чтобы лучше подготовиться к принятию священного таинства миропомазания на царство.