Александра Федоровна. Последняя русская императрица

Он окаменел, у него появился какой-то отсутствующий взгляд, как говорят в своих мемуарах многие из его собеседников. Но врожденная мягкость не покинула Николая, и он совсем не был безразличным. Такое его состояние было чем-то вроде убежища, позволявшего ему сохранить самообладание и подготовить получше свой ответ.

Он, неторопливо наклонившись к матери, почтительно поцеловал ей руку и сказал:

— Матушка, не лишайте нас последней надежды! Я почему-то уверен, что в один прекрасный день Александра подарит мне сына.

Мария Федоровна издала смешок, не злобный, нет, а окрашенный долей иронии, которая говорила о ее истинных чувствах.

— Ты сам выбрал себе женщину, которая приносит нам одни несчастья! Это она-то даст России нового императора? Дитя мое, не рассчитывай на это, лучше подумай о своей ответственности. Лучше назначить твоего брата естественным наследником, чем ждать, когда русский народ это сделает за тебя…

Ничто не могло больнее ранить Николая, чем такое замечание матери. Он с большим уважением относился к отцу, он очень любил мать, но даже это не могло заслонить его страсти к своей жене.

Он долго молчал. Его мать тоже не раскрывала рта.

Осенняя ночь окружала своими тенями Аничков дворец. Он поднялся, чтобы с ней проститься.

— Матушка, позвольте мне удалиться… На моем рабочем столе куча неразобранных дел… Я подумаю над тем, что вы мне советуете. Но у меня нет никакого права лишать мою жену вполне законной надежды…

— Ей нужно считаться с реальностью!

— Ее молитвы, долгие моления в церквах…

— Ничего не поможет, — резко оборвала сына вдовствующая императрица, поднимаясь, чтобы поцеловать его в лоб.

— Вот увидите! Произойдет чудо! Обязательно произойдет! И я с таким удовольствием, с такой нежностью буду прижимать к своей груди маленького цесаревича…

— Нужно было думать об этом раньше!

— Не будем же больше огорчать друг друга. Я люблю свою жену, люблю безумно; я ныне — отец трех дочерей, но мы с ней еще, по сути, молодые люди, и императрица поправит свое здоровье…

— Миражи, сын мой, миражи… Твой младший брат никогда не допускался до официальных бесед с министрами. Теперь он достиг такого возраста, когда ему пора брать на себя какую-то государственную ответственность. Зачем все время его задвигать в тень только потому, что вы с женой мечтаете о чем-то невозможном? Николай медленно закрыл веки с длинными ресницами. Потом взял протянутую матерью руку, долго, ласково ее поглаживал:

— Матушка, послушайте меня, — пусть невозможное, пусть расчудесное, пусть сверхъестественное, но что-то должно произойти, чтобы избавить нас от такой тяжкой ноши… То, что вы хотите, просто чудовищно, — это — приговор… И в нынешнем состоянии Аликс я не могу сообщить ей о подобном решении…

Мария Федоровна вдруг расчувствовалась. Она вспомнила, что когда-то и у нее с Александром была такая супружеская жизнь, и Бог увенчал их счастье, сразу же подарив им наследника!

— Ладно, ступай, мой сынок. Благословляю тебя и очень хочу, чтобы я заблуждалась. Ну что же, будущее покажет, кто из нас с тобой прав. Передай Ее величеству, что завтра я нанесу ей визит…

Когда наступила ночь Николай поехал в карете в Царское Село. Густая сырость вызывала у него дрожь.

Теперь, когда он был один, он вспоминал разговор с матерью, обдумывал его. У его матушки, такой во всем совершенной, нет одного — веры! Он ведь знал, что Господь назвал его для выполнения трудной миссии, и он был уверен, что должен за это получить награду. К тому же разве Господь мог отказать очаровательной Аликс исполнить свою самую дорогую, самую естественную клятву, — родить ему сына!

Он погонял лошадей. Он еще мог до темноты увидеть на руках своей жены это маленькое сокровище, — подарок Небес, — его последнюю дочь Марию…

Сердце у него колотилось в груди. Он не опоздает. Ведь он лишь наспех просмотрел все эти бумаги, которые постоянно накапливаются у него на рабочем столе. Да, он будет напряженно трудиться, чтобы заслужить такую награду, он присоединится ради этого к молитвам своей возлюбленной…

* * *