Александра Федоровна

Годы реакции и торжества столыпинской диктатуры не могли внести успокоения. Слишком свежо было «предание», да и Государственная Дума, этот символ компромисса, который вынуждена была допустить самодержавная власть, колол глаза, как живой укор. «Усмирение» куплено было дорогой ценой, но власть скользила все время по острию ножа и теряла равновесие от любого толчка. Социальная основа самодержавия суживалась и, наконец, совершенно исчезла. Личное ’влияние, личный авторитет получили широкий доступ ко двору. Потерян был тот нравственный и политический критерий, который помог бы оценивать людей, прёдотвращать безрассудство и падение власти. Тогда-то вмешательство царицы в. дела государственные становится все очевиднее. Во время войны с Германией оно приняло форму исключительную. Всякое решение, в конечном итоге, должно было получить одобрение Александры Федоровны. Она невидимо присутствовала на заседаниях совета министров, решала военные, стратегические задачи, смещала чиновников, диктовала программу власти верховной и подчиненной. Она разочаровалась, на жестоком двадцатилетием опыте убедившись в бесплодности всех попыток так называемых государственных деятелей водворить мир и спокойствие в стране и дать надежную опору для династии, а главное, она не доверяла этим придворным льстецам «мужам совета» и своекорыстным интриганам. Длинная чреда бедствий, мрачная хронология царствования Николая II цодтолкнули царицу к той грани суеверия, к которай и без того влекла ее «неведомая сила» души. История обрубила все ветви самодержавия, и сухим голым стволом, засохшим от корней до вершины, пугало оно современников. А рядом с ним иноземная царица, такая же неподвижная и «бесплодная», думала воскресить этот политический труп при помощи чудес и заклинаний.

И невольно вспоминается далекое прошлое у истоков самодержавия. Известно, что при великом князе Иване Васильевиче его супруга, гречанка Софья, прибегала к ворожбе. К Софье Палеолог — женщине, по тому времени, передовой — приходили «бабы с зельем».

К Александре Фед. — женщине, не столь передовой, приходил тобольский мужик Распутин ...

VIII.

Появление Распутина, роль, которую он сыграл в. последние годы династий Романовых, не раз будет привлекать внимание историка и бытоописателя. Конечно, центр интереса не в самой личности этого хитрого полугипнотизера, полурели-гиозного изувера, который так заманчиво рисовал сладость искупления для порочных и божественным именем освящал простое распутство. Его религиозно-мистическое учение удивительно легко и приятно воспринималось «высшим обществом». Чтобы приобщиться к благодати и сохранить надежду на спасение, не только не требовалось достичь совершенства и гнать соблазн, а, наоборот, достаточно было продолжать без зазрения и дальше ту же растленную жизнь и уже в полном сознании своей правоты публично щеголять своим пороком, заражать им других и сваливать всех в одну ''общую"^-кучу греха. Распутин был нужен, и если не он, то кто-нибудь другой, подобный. Нс даром Хвостов, срывая свою злобу на Распутине, называл какого-то монаха Олега, Мардария и пра-чиХ проходимцев, которые ждали случая, когда «судьба Гришки будет решена», чтобы занять при дворе свободное место провидца и утолителя греховной плоти.

Распутин — эпизод, распутинство—явление органическое. Восприимчивость к «распутинству» была отличительной чертой эпохи Николая И. Об этом говорят современники в своих «воспоминаниях», об этом пишут послы в своих донесениях иностранным, правительствам. «Распутинство» — бездна, куда история бросила осужденный режим, бездна суеверия, предрассудков, пошлости и бесчестия. «Распутинство» — прогрессивный паралич привилегированного общества,' порождение умственной пустоты и разврата духовного, катастрофа воли, падение творчества, зловещий признак вырождения. «Распутинство» неудержимо распространялось по всему организму самодержавия. Не нашлось ни одного здорового места, которое оказало бы сопротивление его разрушительному влиянию. Из светских салонов этот яд перекинулся в министерские кабинеты, из монастырского подворья во дворец царя. Везде находились последователи и сподвижники, восприемники, созревшие к падению. Дельцы и карьеристы, кликуши и изуверы, люди, испытывавшие животный страх пред смертью, с отяжелевшей от преступления совестью и просто без совести, люди пресыщенные и ненасытные —- все соединились в одном общем падении и составляли мрачный легион победоносного «распутинства». Оставалось ему перешагнуть Через последнюю ступень на Пути к триумфу — бросить к ногам своим царей. На пороге царскосельского дворца стояла Александра Федоровна, которая, быть-может, ждала его с большим нетерпением, чем кто-либо, иной.