Александра Федоровна

Кто первый оказал эту помощь царице, трудно установить. Во всяком случае известно, что епископ-Феофан, бывший духовником императорской семьи, аттестовал Распутина, как человека, на котором, несомненно, почиет «благодать божия». Вырубова уже была тогда в орбите распутинского влияния и, вероятно, играла главную роль в популяризации старца. Он проник во дворец не тайком, не крадучись, а державно распахнув двери, окруженный ореолом своей магической силы, как законный распорядитель царской судьбы ...

Конечно, существовало много рассказов о том, как чудесно предуказывает он пути, божественного промысла. В успехе всякого самозванства решающее значение всегда имеет легковерие и подготовленность общественного мнения той среды, которая выдвигает самозванца, выдвигает потому, что на нем сосредоточивает все свои чаяния и упования. Легендарность Распутина питалась теми же объективными условиями, ибо и в его истории есть черты сходства с самозванством. Много раз предпринимали обследование его круга деятельности. К этому прибегали те, кто не подпал сразу под влияние «старца» или даже дерзал устранить его за пределы дворца. Столыпин поручил особому чиновнику составить беспристрастное описание жизни и подвигов Распутина, с целью вывести на чистую воду темные проделки временщика. Коковцов прибегал к тому же приему. И тот и другой оказались? бессильными разорвать пелену суеверия и страха. Падение Столыпина предупредила пуля Богрова. Коковцов рпал в немилость только потому, что не угодил Григорию Ефимовичу

Распутину верили, хотели верить . Два-три случая его целительного -воздействия превратили веру в столп незыблемый. Стоило наследнику в Спале смертельно заболеть от ушиба, а Распутину удачно предсказать его выздоровление, чтобы авторитет тобольского мужика стал несокрушимым. Отныне для царицы существует один путь предопределения, одна истина, одна правда на земле — воля и совет «старца», И не было такого угла в ее душе, куда она не позволила бы проникнуть нескромному взгляду этого «святого* проходимца. Быть-может, единственный человек, с которым она допустила бы откровенность до конца, был Распутин. Надо отдать справедливость ему — он не злоупотреблял силой своего влияния в отношении царицы. .Инстинкт, здравый смысл, проницательность подсказывали ему самоограничение. Физической связи с Александрой Федоровной, что было обычным приемом распутинской благодати, не существовало. Эту версию, облизываясь, раз-жедывала уличная молва и бульварная печать. Ее следует бросить. Но если связи не было, то лишь потому, что этого не захотел Распутин, убоялся своей собственной дерзости, дрогнул пред последним пределом ...

Александра Федоровна готова была какбй-угодно йеной приобрести расположение «друга». Ведь это sBhoсило успокоение и уверенность, упрощало всю систему жизнйг, власти и управления, создавало какие-то основы, более прочные, чем случайные человеческие отношения. Привходящий элемент религиозно-мистического искания Придавал этой связи характер возвышенный, оставляя незамеченными все черты грубой лжи, дешевого обмана и всей омерзительной наготы распутинского «действа». Наоборот, необычность, своеобразная экзотика хлыстовства особенно привлекали царицу. Она в этом отношении не составляла исключения из общего правила. Чем резче бросалось в глаза несоответствие между придворным этикетом и грубой манерой обращения Распутина, тем убедительнее казались вера его и поучения. Распутин был догадливый мужик и весьма усердно поддерживал свой стиль, часто щеголяя даже своей первобытной грубостью. Он умел облекать свои простые суждения в туманный, слегка цветистый язык. Иногда говорил намеками, иногда обрывал речь «а полуслове. Фамильярность, прямота, покровительственный тон, который он применял независимо от ранга и положения, подкупали своей непосредственностью и возбуждали интерес в среде, насквозь пропитанной условной фальшью. Все забыли уже, в каких выражениях обычно людьми произносится прав'да, и им казалось, что распутинская вульгарность и есть необходимый аттрибут ее. Человеческой правды не нсйали и не терпели. Искусство лгать было обязательным условием придворного успеха. Но правда, изреченная, по уполномочию свыше, носителем «благодати божьей» — такая правда в устах Распутина считалась откровениехм непререкаемым. Особенно легко ее было принять потому, что она бережно опекала земные интересы, утоляла земную жажду, освобождала от -сомнений и тревог тех, кто к ней внимательно прислушивался. Распутин очень хорошо знал относительную ценность такой именно прайды и в «пророческих» своих изречениях не забывал затронуть всегда судьбу вопрошавшего. Александру Федоровну он держал в напряжении все время,"так как не упускал случая коснуться жизни и смерти наследника, власти монарха, отношений к царице, судьбы династии. Это и были как раз те вопросы, которые так болезненно и прямолинейно решала Александра Федоровна.

Еще привлекала «черноземность» Распутина. Он символизировал близость народа к царю. В его