Александра - наказание господне

Господи, ну где же все-таки носит этого чертова донжуана? Князь вскочил на ноги. Хотя и вечер на дворе, придется, видно, самому разыскивать Павла. Вероятно, случилось нечто непредвиденное.

Адашев, вызвав камердинера, велел принести ему костюм для верховой езды, а Прохора послал на конюшню с приказом оседлать Тамерлана. Не успел он снять домашнюю куртку, как послышались быстрые шаги по коридору.

В кабинет ворвался Павел. Его правый глаз закрывал черный шелковый платок, а левый полыхал пламенем и искрил. Миновав оторопевшего приятеля, Верменич остановился напротив камина и театрально простер руку:

– О боги! Ужели я достиг заветного порога, сулящего покой и вечное блаженство?

– Павел, что с тобой? – Князь смотрел на него с недоумением. – Ты случайно рассудка не лишился?

Верменич, опустив руку, мрачно взглянул на Кирилла, потом медленно стянул с лица платок, и княжескому взору открылся внушительный фонарь, освещавший правую половину физиономии. Зеликолепный синяк не только расцветил ее багрово-фиолетовыми тонами, но и придал Владельцу пиратский вид.

– Посмотри, князь, на своего верного вассала и скажи, заслуживаю ли я подобной награды за свою великую преданность и любовь?

– Павел, перестань дурачиться и объясни наконец, что с тобой случилось и где ты пропадал эти дни?

Верменич вновь перетянул глаз платком и с размаху опустился в кресло:

– Вели-ка, братец, принести портеру, да не одну бутылку, иначе меня опять потянет на высокий штиль и я забуду, зачем сюда приехал...

Прохор принес две бутылки вина и два бокала и, поглядывая с любопытством на Павла, расставил хлеб, блюда с холодным мясом, сыром и грибами, подал вилки и ножи.

Верменич отпил глоток вина, положил в рот, кусочек мяса, тщательно прожевал, после чего вынул из кармана обрывок то ли хлыста, то ли сыромятного аркана:

– Вот смотри, Кирюша, это первое доказательство того, что я не сошел с ума, а вот и второе, – он снова погрузил руку в карман, вынув две ярко разукрашенные половинки стрелы. Заметив недоумение приятеля, пояснил: – Два дня подряд я преследую странного дикаря, который вдруг появился в моих владениях.

– Дикаря? – Князь слегка поперхнулся – Какого дикаря ты имеешь в виду? В нашей местности и цыгана, и черкеса за дикаря посчитают, особенно если с пьяных глаз!

– Нет, братец, тут совсем другое дело, Да что я все рассказываю! Сейчас я его покажу, – подойдя к ближайшему книжному шкафу и достав книгу, Павел быстро пролистал ее и, удовлетворенно хмыкнув, показал Адашеву гравюру, на которой был изображен бравый индейский воин в полном боевом снаряжении. – Полюбуйся, индеец Ункас, последний из могикан. – Он захлопнул книгу. – Это о чем-то тебе говорит?

Адашев пожал плечами:

– Честно сказать, я уже перестал чему-либо удивляться, но дикарь! Это выше моего понимания!

– Об этом и я тебе говорю. Только вчера среди бела дня врывается в мою деревню это самое чучело с пучком перьев на затылке, с разрисованной зверской физиономией и дико верещит.

– Тебя, насколько я вижу, он затронул?

– Это сегодня с утра он меня приветил. – Павел бережно коснулся повязки. – Еду я, значит, по мостику через речку, вдруг слышу, со стороны мельницы дикий крик! Я, недолго думая, скачу туда и почти сталкиваюсь с дикарем. Не успел я «мама» сказать, как он набрасывает на меня вот это безобразие, – кивнул он в сторону обрывка аркана, – я на полном скаку вылетаю из седла, скольжу на брюхе по дороге, а эта скотина, радостно хохоча, обрезает веревку и исчезает с глаз долой! Я же, почти бездыханный, остаюсь с этаким украшением под глазом. Теперь и речи не может быть показаться Волоцким, с другой стороны, с дикарем тоже следует разобраться. – Верменич взглянул на князя. – Может, возьмем завтра с собой пару-другую мужиков покрепче да покараулим на дорогах. Чует мое сердце, что он непременно объявится!

– Ну что ж, я согласен! – улыбнулся Кирилл. – Давай попробуем поймать твоего Чингачгука, если он первым с нас скальпы не снимет!

35.

Утро занялось такое же серое и унылое, как и настроение Кирилла. Он опять почти не спал ночь, перебирая в памяти события последних дней. Единственным светлым пятном в этой череде неприятностей был разрыв с Полиной, а все его прежние намерения, и особенно решение сделать ей предложение, кроме стыда и негодования на собственное упрямство и близорукость, никаких других чувств не вызывали.

На душе было так паршиво, что, не обращая внимания на любопытные взгляды прислуги, он постучал в дверь Сашиной комнаты. Однако ему никто не ответил. Адашев постучал сильнее. Тишина за дверью говорила лишь об одном – Саши в комнате нет! Кирилл похолодел. Неужели сбежала? Он чуть не бегом бросился в детскую.

В вестибюле, заметив дворецкого, князь спросил на ходу:

– Ты сегодня видел мадазель Александру?

– Видел, ваша светлость, – смотрел тот с недоумением на встревоженного барина, – с четверть часа прошло, как они к детям зашли. – Дворецкий покосился огромные часы, только что отбившие девять – Я еще подумал, что-то рано Алексанра Васильевна нынче встали...