Александра

В одно мгновение, так как Ирина — последняя из сестер — покидает отчий дом, Аликc выходит из тени относительно уединенной жизни на публику. Отныне шестнадцатилетняя девушка начинает рядом с братом Эрнстом Людвигом, который на четыре года старше ее, исполнять представительские функции. На первых порах замкнутость осложняет непринужденное общение вне тесного семейного круга. Записные книжки того времени — это скорее дневники серьезного молодого человека, чем беззаботной девушки. Заметки о посещении театра, Вагнере, «Сне в летнюю ночь», концертах, семейных советах и бухгалтерские записи расходов обыкновенно дополнены главным образом английскими сентенциями назидательного характера.

1889 г. вносит оживление в жизнь Аликc. Она едет с отцом и братом в Россию, где уже пять лет живет Элла, теперь жена великого князя Сергея. В узком кругу кузин, с которыми Аликc успела сдружиться, ей легко и непринужденно. Кроме того, теперь она уже достаточно взрослая даже для светской жизни, которая в российской столице Петербурге в ту пору достигает неслыханной праздничности и роскоши.

Аликc попадает в Петербург в тот момент, когда российская столица демонстрирует себя с лучшей стороны. С Нового года до начала великого поста здесь «сезон». Город обволакивает зимняя белизна. Мимо закутанных в пестрые платки женщин и других прохожих проносятся сани с завернутыми в меха седоками; топот копыт несущихся рысью лошадей гасится мягким снежным покрывалом.

На многочисленных замерзших каналах «Северной Венеции» праздная публика на коньках — равно как и на толстом льду широкой Невы. В застывшей зеркальной глади величественно вздымаются дворцы итальянского стиля, симметричные фасады которых обрамляют берег. Самый великолепный из них — Зимний дворец. Его отливающие золотом атланты как будто несут на своих плечах тяжелые колонны, устремляя взоры на северо-запад, к выходу в море, где абрисы погруженного в зимний рассеянный свет города сливаются с туманным горизонтом.

В это время года редко бывает вполне светло. Тем ярче свет, льющийся из роскошных дворцов неземными, затканными золотом зелеными и голубыми тонами — традиционные цвета Петербурга, напоминающие о близости моря и расцвечивающие мутный городской пейзаж. Света в избытке: в праздничных залах веселится и танцует петербургское общество — на «Белом балу» дебютанток, на «Балу роз» молодоженов из преуспевающей знати и других бесчисленных празднествах.

Здесь теперь можно увидеть и Аликc в вихре танца. Отец в восторге, — но еще более брат. Эрнст Людвиг так передает впечатления тех дней:

«За четырнадцать дней я побывал на пятнадцати балах. Последний из них начался в полдень и продолжался до шести часов, затем был торжественный обед, за ним, примерно с половины восьмого вечера, продолжение бала до полуночи, после чего званый ужин. Это так называемый «фолль-журнэ». Прекраснее всего «концертные балы» в Зимнем дворце, именуемые так по огромному Концертному залу, месту их проведения. Званый ужин накрывали в очень большом зале, где однажды в сезон состоялся бал для трех тысяч приглашенных.

_{Расписание поездки семнадцатилетней Аликс из Дармштадта в Санкт Петербург}

Зал невероятно красив. На переднем плане, на эстраде, поставленный поперек стол императрицы [царицы Марии Федоровны], великих княгинь, зарубежных послов и т. д. Стол весь в цветах, равно как и стена за ним. От него через весь зал — четыре ряда пальм. На стенах букеты цветов, а вокруг каждой пальмы круглый столик, заставленный цветами. За этими столиками сидели остальные гости и великие князья с дамами.

Император [царь Александр III] не сидел на одном месте, а ходил по залу. С него не сводили глаз слуги, и как только он хотел где-нибудь присесть, ему тотчас же пододвигали стул. Посидев и побеседовав какое-то время с застольным обществом, он уходил к другим гостям. Царь часто подсаживался и к самым молодым. Так император мог играть роль настоящего хозяина.

Еще один бал, также великолепный, состоялся в Эрмитаже[26], соединенном с Зимним дворцом. По всей длине зала тянулась открытая колоннада, за которой открывался вид в огромный зимний сад, изобиловавший цветами. У дальней стены было спрятано множество клеток с канарейками и другими певчими птицами, и все они щебетали. В перерывах туда можно было пройти и даже посидеть.

Несмотря на роскошь, обстановка располагала, так как все было продумано с учетом удобств — не так, как в Берлине, где все делается только напоказ…»

Большое удовольствие доставляет гостям из Дармштадта и пресловутая русская неукротимость: