Александрийская поэзия

Гипотеза Камерария о принадлежности «Плача об Адонисе» Биону опирается в основном на сличении этого «Плача» с подражательным «Плачем о Бионе»; в последнем имеется, несомненно, несколько ясных намеков на мотивы первого: так, ст. 68-69 «Плача о Бионе» (о прощальном поцелуе Афродиты, который она дарит Адонису) связаны со ст. 13-14 «Плача об Адонисе»; ст. 5 («алейте, розы и анемоны») первого — со ст. 65-66 второго (о происхождении роз и анемонов из крови Адониса и слез Киприды). Есть некоторые сходные моменты в концовках стихов, в эпитетах и т. п. Камерарий исходил из предположения, что автор «Плача о Бионе» сознательно старался ввести мотивы из произведения своего учителя, которое было, по всей вероятности, достаточно известно читателю, чтобы он мог уловить эти внутренние связи. Однако нельзя сказать, чтобы эти «ретроспективные» доказательства были вполне убедительны; мотивы, приводимые в качестве примеров заимствования из Биона, могли быть тем, что принято называть общими местами плачей (как и миф о происхождении возгласа плакальщиц «Ai», графическое изображение которого якобы можно было увидеть на лепестках ириса). Сходство между стихотворениями и повторные мотивы — довольно слабые доказательства заимствования и тем более авторства, особенно применительно к античной поэзии, обладавшей огромным арсеналом таких общих мест. Едва ли можно на этом основании с достоверностью устанавливать имя автора.

По композиции «Плач об Адонисе» ясно распадается на три части: первая (ст. 1-38) носит в основном эпический характер — в ней описана смерть Адониса и плач всей природы над ним. Вторая часть — лирическая (плач Афродиты и эротов, ст. 39-66) и третья — опять преимущественно эпическая — подготовка к погребению Адониса (ст. 67-97).

В «Плаче об Адонисе» есть рефрен; но применительно к этому стихотворению о строфическом построении едва ли можно говорить: кроме указанных трех главных частей, в нем нет других мелких подразделений; рефрен искусно включается в общую ткань стихотворения, причем не раз варьируется.

Третья часть с описанием толпы плачущих эротов производит впечатление скорее несколько комическое своей излишней сентиментальностью, и только ст. 95-96 опять восстанавливают впечатление трагического плача.

151 Ст. 24. Адонис назван ассирийцемпотому, что его культ имеет восточное происхождение; вернее было бы назвать его «сирийцем». В употреблении этого необычного эпитета отражается типичное для поэта эллинистической эпохи желание показать свою эрудицию в области мифологии.

152 Ст. 52. Мрачный злой владыка— Плутон, царь царства мертвых.

153 Ст. 60. Пояс красы— пояс Афродиты, придающий неотразимое очарование всякой женщине, которая наденет его. Даже царица богов Гера унижается до того, что просит этот пояс у Афродиты, желая возбудить в Зевсе страсть к себе (см. «Илиада», XIV).

154 Ст. 77. Сирийская мазьи миро— благовонные вещества, которыми умащали тело умерших, чтобы замедлить тление.

155 Ст. 93. Стих плохо сохранился. Диона— мать Афродиты; упоминание ее здесь не вполне понятно: правда, она может разделять горе дочери. Этот стих, возможно, является откликом на 134 стих I идиллии Феокрита; там Афродита хотела бы воскресить Дафниса, с которым она враждовала, но Мойры уже перерезали нить его жизни. Здесь автор прибегает к гиперболе — даже Мойры, властительницы судьбы, хотели бы вернуть Адониса, но и их заклинания бессильны перед волей Персефоны — Коры, царицы Аида.

Разные стихотворения

Семнадцать небольших стихотворений, из которых некоторые состоят только из одного стиха, расцениваются исследователями по-разному, например, стихотворение V (по Леграну) разделено у Аренса на два: первые три стиха выделены под отдельным номером. Несколько стихотворений производят впечатление вполне законченных, другие, очевидно, являются афоризмами, извлеченными из более крупных произведений.

Черт буколики в буквальном смысле слова в этих отрывках очень мало: правда, Бион называет себя пастухом (VII), использует буколические имена Мирсона, Ликида, Галатеи, но преобладающим элементом является либо любовная лирика, очень изящная, окрашенная легкой иронией и несколько поверхностная, либо философские афоризмы, меланхолические, но тоже не слишком глубокие. Образы Эроса и Афродиты трактованы с характерным для эллинизма ироническим оттенком, и жалобы на жестокость их звучат отнюдь не трагично.

КАЛЛИМАХ