Памятник ему — вырубленный в сером гранитном монолите саркофаг с накладными бронзовыми деталями и превосходная кованая железная решетка с ликторскими связками в углах ограды — подлинный шедевр мемориального искусства первой половины XIX века и высокий образец декоративного мастерства в архитектуре малых форм. Это один из немногих в некрополе архитектурных памятников 1830—1850-х годов, в которых еще ярко и талантливо выражены традиции высокого классицизма в пору его распада и угасания. В большинстве же позднеклассицистических надгробий уже нет творческого использования традиций, а зачастую холодное, чисто формальное повторение полностью лишает жертвенники, обелиски, саркофаги, колонны той выразительности и значительности художественного образа, которыми отличались подобные памятники в XVIII — начале XIX столетия. Великолепие материала и блестящая техника исполнения только подчеркивают выхолощенность изжившей себя формы. Типы классицистического архитектурного памятника продолжают существовать и позже, во второй половине XIX века, но уже в русле официального академизма. Таковы, например, созданные в 1850-х годах скульптором П. К. Клодтом памятники И. А. Крылову[81]
и В. А. Жуковскому[82] — жертвенник с бронзовым крестом вместо урны и массивный саркофаг с крылатыми головками херувимов в акротериях, с обильной и беспокойной профилировкой, усложняющей форму, и текстами из священного писания на боковых сторонах гробницы.Скульптурных надгробий первой половины XIX века в некрополе немного. Все они очень скромны и специфичны. По сути, это тот же архитектурный памятник — жертвенник, стела, сень (классическая, ордерная или стилизованная в духе николаевской «готики») в сочетании с барельефным портретом или бюстом. Большинство из них изваяно известными мастерами, среди которых первенствует последовательный продолжатель традиций И. П. Мартоса, его ученик С. И. Гальберг, автор многочисленных портретных бюстов своих современников. В творчестве этого очень одаренного скульптора, самого крупного, интересного и характерного портретиста 1830—1840-х годов, классицистическая ясность и строгость форм, порой граничащая с аскетизмом, почти жесткостью пластики, сочеталась с нарастающей остротой реалистической трактовки и одухотворенностью образа, с глубоким и проникновенным постижением характера портретируемого.
В 1838 году Гальберг принял участие в исполнении памятника поэту и переводчику гомеровой «Илиады» Н. И. Гнедичу, который ставили русские литераторы, друзья поэта, как дань признательности, любви и уважения «[...исключительному труду, бескорыстным вдохновениям и совершению единого подвига». Приветствовавший этими строками перевод «Илиады» А. С. Пушкин был вместе с А. Н. Олениным, П. А. Вяземским, И. А. Крыловым, В. А. Жуковским среди инициаторов увековечивания памяти поэта.
Невысокий, стройный жертвенник, завершенный урной, несет на лицевой стороне овальный медальон белого мрамора с барельефным портретом Гнедича, отличающийся изяществом и обобщенностью трактовки форм. Вероятно, это один из наиболее идеализированных портретов, выполненных Гальбергом. Однако идеализация внешнего облика Гнедича (он был некрасив) обусловлена не только общей творческой позицией художника-классициста, но и конкретной задачей создания мемориального портрета, в котором должна быть выражена красота таланта, творчества поэта, его внутреннего духовного облика. В надгробии найдено точное соотношение портрета с образом всего памятника переводчику «Омира», которому посвящены высеченные на граните жертвенника строки из переложенной им на русский язык «Илиады»: «Речи из уст его вещих сладчайшия меда лились».
Иная — более реалистическая трактовка образа, пребывающего, однако, в границах классицистической пластики, присуща барельефному портрету Е. М. Олениной, жены президента Академии художеств. Эпитафия на ее надгробии принадлежит И. А. Крылову, другу Олениных. Близок творческой манере позднего Гальберга и бронзовый медальон с высоким рельефом портрета самого А. Н. Оленина.