Александровскiе кадеты (СИ)

— Отправлю, можешь не сомневаться, — с прежним спокойствием сообщил Николай Михайлович.

— Отправь их, откуда пришли, — в голосе Никанорова появились умоляющие нотки. — Отправь, и всё!

— Отправлю, отправлю, — пожал плечами профессор. — А ты, Сергей Сергеевич, езжай домой. Давай я тебе такси вызову.

— Доберусь, — потухше отозвался Никаноров. — Ишь ты, с ружьём… неужто стрелять собрался?.. Боевую юность вспомнил?

— Может, и вспомнил, — Николай Михайлович вдруг подобрался, расправил плечи. — Может, и вспомнил. Как до самого Орла дошагали.

— А как потом до самого Новороссийска драпали, забыл? — рот Никанорова презрительно дёрнулся. — Думаешь, где надо об этом не знают?

— Сейчас не тридцать седьмой, — двустволка дрогнула, стволы недвусмысленно поднялись. — Прошло ваше время, заразы, срока давать!

— Это мы ещё посмотрим!.. Незаменимых у нас нет, запомни, Онуфриев!

— Помню-помню. Ступай, Сереженька. И ни в какой комитет ты не пойдешь и в милицию не позвонишь. Тебе твоя машина так же драгоценна, как и мне. Никому ты её не отдашь; рукой правой пожертвуешь, а машиной — нет.

— Ошибаешься, Николай Михайлович. Если подумать, что всё вокруг нас вдруг исчезнет… — Никаноров вдруг ухмыльнулся. — Ну, бывай, дорогой. Только уж чур, не обижаться, если что.

— И без глупостей, — стволы вновь качнулись. — А то я вашу братию знаю. И ребенка положите, и девушку. Чтобы некого бы мне отправить назад было. Пистолет твой наградной мне не нужен, иди себе, Сережа, иди с Богом.

— Да, пойду, пожалуй, — сказал Никаноров. Нехорошо сказал, плохо. Нет, голоса не повышал, и даже плечи опустил, словно в унынии, а только Феде Солонову было яснее ясного, что так просто это дело не кончится. — А ты, — обвиняющий перст его указал на Юльку, — марш домой! Мать небось с ума сходит!.. Я с тобой ещё разберусь, дрянь ты этакая!

Сергей Сергеевич и впрямь повернулся, пошёл прочь. Николай Михайлович ждал, покуда тот не скрылся за углом, вздохнул, кивнул на дверь — давайте заходите.

И Юлька с ними.

Ничего девчонка из будущего, смелая. Интересно, подружились бы они с Лизой?

— Юлечка, — только теперь заметил её профессор. — Какими судьбами?

Та принялась рассказывать; Николай Михайлович слушал, кивал.

— Матери позвони. И беги, Мария Владимировна тебя проводит, а то уже поздно. Да и Сергей Сергеевич твой…

— А про что он такое говорил? — глаза у Юльки были на пол-лица.

— Рано тебе это ещё знать, — сердито сказал профессор. — А потому не приставай, дорогая моя, ничего не скажу.

— Ну вот, — огорчилась девчонка. — Всегда так…

— Юленька, — возникла с кухни Мария Владимировна. — Давай позвоним и —

— А я знаю, — вдруг сказала та. — Вы — из прошлого, да?

Все так и обмерли.

— Из прошлого, — второй раз вышло куда увереннее. — Я догадалась. Теперь ясно, про что дядя Сережа толковал…

Никто не проронил ни слова.

— Я не выдам! Честное пионерское! Не выдам!

— Конечно, не выдашь, Юленька, — вздохнула Мария Владимировна. — Сообразительная ты наша…

И тут Юля Маслакова ухитрилась удивить всех ещё один раз.

— Дядя Сережа в милицию побежит, — сказала она без тени сомнения. — У вас же оружие, пистолет, да? Вот он и сообщит.

Профессор с Марией Владимировной переглянулись.

— Поехали. Сейчас. Немедленно!..

Глава 12.1

Федя Солонов ехал на автомоторе. Автомотор назывался «Волга». «ГАЗ-21», уточнил неугомонный Петя Ниткин, хотя зачем ему эти сведения, он и сам сказать не мог. Внутри они набились прямо как дрова в телегу — сидели друг на друге.

— Все правила нарушаем, — вздыхал Николай Михайлович. И то верно — на переднем сиденье оказались Ирина Ивановна с донельзя мрачным и надутым Костей Нифонтовым, а позади — Две Мишени и они с Петей. Мария Владимировна осталась дома — отправить обратно Юлю.

А та, прощаясь, вдруг заплакала.

Да и у Феди, он сам не знал, отчего, на сердце кошки скребли.

Слишком мало побыли в этом удивительном новом мире. Мире без нищих и богатеев, в справедливом мире. Где по гладким асфальтам катились зализанные, обтекаемые автомоторы, так непохожие на те, что бегали по его родному Гатчино, не говоря уж о тихом Елисаветинске, где подобных чудес и вовсе никто никогда не видывал.

Петя Ниткин, конечно, не отрывался от книжки. Его собственный блокнот стремительно распухал от быстрых карандашных записей.