— Хорошие ты задаешь вопросы, милая. Смотри: кадеты, гости наши, соскользнули назад по оси времени, изменили наше прошлое. Только они и могли его изменить, поскольку их в нашем прошлом не было. Мир стал другим, история пошла иным путём. Однако, за счёт того, что потоки очень… инерционны, скажем так, люди и обстоятельства во многом остаются теми же самыми. Скажем, твои папа и мама всё равно бы встретились, и ты бы родилась. Тем не менее, ты бы родилась в совершенно иных обстоятельствах, и память твоя была бы совершенно иной. А потом волна изменений нагнала бы нас, мир настоящего, не опираясь на прошлое, трансформировался бы, превратился в тот, что создали наши гости, оказавшись в 1917 году.
У Юльки кровь стучала в висках от усилий понять бабушку.
— В общем, — сжалилась Мария Владимировна, — ты-нынешняя никуда бы не исчезла, воспоминания бы остались с тобой, потому что инерционность и упругость вероятностных потоков… ох, прости, прости, опять я в эту науку… привели б к тому, что и одноклассники у тебя были бы почти те же самые, и Игорёк наш там бы наверняка оказался. Только Россия была бы другой. Во многом с теми же людьми, но другой. Лучше, как мы считаем.
Она вздохнула.
— Но так считают далеко не все. Твой двоюродный дядя, например, иного мнения. Он считает, что ничего не произойдёт, что мы лишь зря тратим силы. Пусть и дальше думает так.
— А если нет? — задрожала Юлька.
— Тогда, милая, — очень спокойно и очень серьёзно сказала бабушка, — он попытается убить нас.
— Ой…
— Мы тоже боялись, милая. Очень сильно боялись, — Мария Владимировна обняла Юльку, поцеловала в макушку. — Но — ничего, преодолели. И ты справишься. Вы хорошие с Игорьком, сильные…
— А ещё как-то иначе может выйти? Ну, если у кадет получилось? — выдавила Юлька, пытаясь отвлечься от жуткого видения: дядя Сережа с пистолетом пытается выстрелить в профессора.
— Может выйти так, что в нашем мире вдруг начнут проявляться черты совершенно иного. Ну, вдруг окажется, что в Зимнем дворце невесть откуда взялось Временное правительство. Но в это я не верю. Слишком уж безумно, а природа логична. И вообще, милая — мне гораздо более интересно, что у нас выйдет с тобой. Ведь «чувствующие», я так понимаю, существовали с незапамятных времён — помнишь все эти сказки о загадочных исчезновениях и возвращениях спустя много-много лет?
— Ну да… но это же сказки…
— Древние, милая, очень мало могли выдумать. От точности сведений у них зависела жизнь всего клана. Ты не могла бы сочинить историю про вкусный и полезный мухомор — твоё племя, твой род просто погибли бы, поверив тебе. Всё, о чём говорили древние, проистекало из их опыта. Знаю, знаю, — Мария Владимировна подняла руку, — настоящие историки меня засмеют. А я вот вспоминаю нашу войну… тогда было не до сказок. Кто врал, тот долго не жил. Правда, одна только правда, ничего, кроме правды — в этом был залог победы. Поэтому древним было очень трудно что-то именно выдумать. Как ты выдумаешь что-то о богах, если ты в них по-настоящему веришь? Поклоняешься Зевсу-громовержцу и сочиняешь всякие сказки про его похождения?
— Но ведь никаких богов никогда не было, — пискнула Юлька.
— Я, когда была маленькая, думала точно так же. А потом поняла — за всем тем, что мы считаем «выдумками», стояла правда, только мы её не можем пока понять. Ну, вот как с этими исчезновениями, о которых уже говорила. Юноша оказывается в стране фей, проводит там ночь, возвращается — а в его родной деревне прошли десятки лет, все родные его умерли, его никто не знает… Я вот считаю, что это про «чувствующих», про их способность менять временные потоки и возвращаться; а Николай Михайлович мой полагает, что я слишком много читаю не того, что надо. Так что, милая моя, запасаемся терпением и ждём. Что-нибудь да случится, непременно случится, не может не случиться. Да, кстати, — бабушка вдруг посуровела, — хочу тебе сказать, что твой дядя, наш недобрый знакомый гражданин Никаноров, пропал в неизвестном направлении. Ушёл в отпуск, да ещё и присовокупил две недели за свой счёт, уж не знаю, как уломал начальство… Он у тебя случайно туризмом не увлекался?
— Н-нет… — Юльке стало не по себе. Дядя Сережа никогда ничем не увлекался, кроме истории. Особенно — истории революции и гражданской войны, и всего того, что к революции привело. Но это Юльке было неинтересно, и бесконечных тирад дяди, обращённых к её маме, Юлька никогда не слушала, пропускала мимо. Мама тоже послушно кивала, но не более того. Дяде Сереже нужен был слушатель, а не собеседник, как говорила Мария Владимировна.
— Само собой, — кивнула бабушка. — Он и так зол был, как нечистый, прости Господи. Его из отдела Николая Михайловича-то перевели после того, как он милицию на нас навёл.
— Милицию? — Юлька должна была бы испугаться, однако она не испугалась. — Милиция же только жуликов ловит?
— Вот он и сказал, что мы — жулики и есть, — сухо сказала Мария Владимировна. — Приехали сюда, на дачу… искали, ничего не нашли, конечно же. Извинились. Ну, а гражданину Никанорову пришлось из отдела уйти. Ух, и злился же он!