— Это что ещё такое? — Игорёк, вытаращив глаза, уставился на криво намалёванные буквы.
Прямо наискось шла аршинная надпись, при одном виде которой за сердце схватилась теперь и сама Мария Владимировна.
«Вся власть Сов?тамъ!»
— Господи, царица небесная, защити и оборони!..
— Спокойно! — Николай Михайлович уже взял себя в руки. — Юленька, на пути сюда ничего не случилось?
— Ужасно трудно было, — призналась Юлька. — Еле пробились.
— Что-то меняется… — пробормотал профессор. — Начальные стадии процесса показывали изрядные отклонения…
— Потом, дорогой. Идём домой. Надо обживаться, дел невпроворот…
— А лозунг?
— Мало ли кто чего не стене намалюет, внучек. К тому же сам видишь — надпись уже изрядно поблекшая, старая. Может, забастовка какая была, вот и изобразили. Так, где у нас дворник?
Дворник сыскался. Как положено в «приличном доме для чистой публики», носил он аккуратный серый фартук и до блеска начищенную медную бляху.
— Голубчик, Степан, — узнала его бабушка. — Отвори нам, пожалуйста. Пятнадцатая квартира… и… что это у тебя седины-то так прибавилось, Степан?
Дворник, заметивший «барина с барыней и чадами», рысью подбежал к ним, вгляделся.
— Простите великодушно, барыня, не признаю вас. Пятнадцатая квартира? — там там их превосходительство генерал Емелин жительство имеют…
— Какой-такой Емелин? — возмутилась бабушка. — У нас договор найма! И как это ты нас не помнишь, Степан Евграфыч, если совсем недавно ты же нам вещи помогал носить? Вот, читай, ты же грамотный!
— Погодите… погодите… — ошарашенно забормотал дворник, сдвигая картуз на затылок. — Пятнадцатая квартира… точно, помню, история с ней была… сняли её на год, заплатили вперёд…
— Так я о чём тебе толкую, любезный?!
— Так год-то прошёл, барыня! И не один!.. То когда ж было, кто ж такую квартиру пустой держать станет!..
— Постой, постой, дорогой, — вмешался дедушка. — Вижу, тут какое-то недоразумение. Значит, квартиру сдали?
— Сдали, барин, да и как не сдать?
— А вещи?!
— Вещи все целы! Помилуйте, барыня, у нас дом приличный, не малина воровская! Аккуратно вывезли всё и сложили! Управляющий все бумаги имеет!.. Так это вы, выходит, были? То-то я смотрю — узнавать не узнаю, а лица-то вроде как знакомы!.. Только где ж вы, барыня, были?..
— Где надо, — с каменным лицом уронила бабушка. — Ну, веди тогда к управляющему, любезный. А заодно объясни, что это у тебя за безобразия на стенах написаны? Почему не убраны?
— Уберём, барыня, закрасим! Дому вообще ремонт требуется! Чека у нас тут разор навела, да, слава Богу, прогнали мазуриков!..
— Чека? В смысле Чрезвычайная Комиссия?
— Она,— кивнул дворник. — Как переворот-то случился, ну… леворюция эта…
— Революция…
— Да барыня, что ж вы так побледнели? Прогнали ж мазуриков! И государь вернулись! Аль не знаете?!
— Знаем, знаем, любезный, — поспешил Николай Михайлович. — Ну, коль управляющий здесь, то…
— Здесь, барин, третьего дня вернулся. Пойдёмте, он-то во всём разберётся…
Управляющий и в самом деле разобрался. Робкие его попытки выяснить, куда же барин с барыней пропали аж на семь лет, Мария Владимировна пресекла со всей решимостью. Мол, главное — вернуть вещи. И, кстати, нет ли иной квартиры, свободной? Очень уж ей нравится этот дом, где сумели сохранить их с супругом собственность!
— Сохранили, как есть сохранили! — залебезил управляющий. — Извольте-с сами убедиться, госпожа, ничего не пропало!.. И квартира есть, как не быть!.. Многие-с уехали, и того-с, с концами, контракты не продлили!.. А многие и того-с, с прошлой весны как съехали, так и всё!..
— Значит,1915-ый. Революция разгромлена. Добровольцы победили, — бабушка сидела, зажмурившись и запрокинув голову. — Что ж, Николай Михайлович, дорогой, всё-таки у них получилось!.. Получилось у наших кадет!.. Уверена, они тут сражались; надеюсь только, что живы…
— Даст Бог, живы, — профессор перекрестился.— Вот ведь удивятся!..
А Юлька с каким-то странным и горьким сожалением подумала, что, вот, кончается, не начавшись, их дружба. Ведь Феде, Пете и Косте сейчас уже по восемнадцать лет, если не по девятнадцать. О чём им говорить с двенадцатилетней девчонкой?..
Проблему, почему они оказались не в 1909-ом году, а в 15-ом, Николай Михайлович решительно отставил. Как и болезненный лично для него вопрос, почему не случилось никаких изменений в их 1972-ом, несмотря на успех кадетской миссии в 1917-ом.
— Потом все вопросы, потом! Сперва устроиться здесь, а потом уже разбираться! Почему случилось то, что случилось — выясним непременно, но не сразу!