Александровскiе кадеты. Смута (СИ)

— Погодите, Петя, какой мог быть фронт? Разве Первая мировая у вас тоже началась в 14-ом?

— Нет. Это всё балканские дела. Государь хотел вмешаться, а тут началось из-за каждого угла — мол, мало нам японской, мало смертей ни за что, так теперь опять!.. Все афишные тумбы обклеены были листовками, я помню…

Николай Михайлович покивал.

— Так-так… узнаю стиль… И что же, подействовало?

Петя вздохнул, соглашаясь.

— Подействовало. Теперь-то я понимаю, очень умелые руки это всё направляли и готовили. И с германцами заранее снеслись. А потом р-раз — и понеслось. Государь низложен, в Морском канале — германские дредноуты, в Ревеле и Риге — немецкие десанты под видом «союзников свободы». Гвардия выдвинулась к Стрельне, да там в большинстве и осталась. Мы сперва ничего не поняли, наш старший возраст двинулся в Петербург, а там уже полный хаос. Ну, а потом большевики власть взяли. Куда быстрее, чем у вас.

— Вот, значит, чем они заняты были… — пробормотал профессор.

— Кто «они», Николай Михайлович? — почтительно осведомился Петя, хотя видно было, насколько он сгорает от нетерпения.

— Руку даю на отсечение, не обошлось тут без товарища Никанорова и его сподвижников. Помните такого, Петя?

— Ещё б не помнить!..

— Мы этого не обнаружили своевременно, — горько сказала Мария Владимировна. — И он действовал куда хитрее, чем могло показаться. И, похоже, обогнал нас в развитии технологии переноса, если сумел так точно отрабатывать попадания в нужные ему моменты этого потока. Конечно, у нас нет прямых доказательств, но очень уж похоже. Революции так просто не случаются. Февралю семнадцатого у нас предшествовали два с половиной года мировой бойни, что и сподвигло запасные полки к бунту.

— А Никаноров, похоже, действовал по тому же шаблону, — подхватил профессор. — По шаблону, но и куда хитрее. Особенно интересны его связи с немецким Генштабом и как вообще удалось убедить кайзера влезть в подобную авантюру.

— Очевидно, у него имелось достаточно времени всё подготовить, — заметила бабушка. — Сейчас, впрочем, это имеет больше академический интерес. От вас, я так понимаю, эти супчики ускользнули?

Петя виновато развёл руками, словно это лично он упустил Никанорова с сообщниками.

— Что ж, придётся чуть задержаться в семьдесят третьем, — вздохнул профессор. — Никаноров опасен. Тем более, что у них в руках — машина для переноса и явно не одна. Причём, как верно сказано, в чём-то лучше нашей….

…Они говорили ещё очень долго. Петя пересказывал военные приключения, и, уже совсем выдохшись, сообщил последние новости: что Константин Сергеевич и Ирина Ивановна теперь в возрождаемом корпусе, а Александровский полк, во главе с полковником Чернявиным отправился на «линию боевого соприкосновения» с польскими войсками, и Федор Солонов с ними.

— Война будет? — тревожно спросила Юлька.

Петя вздохнул.

— Никто не знает. Должна бы быть — уж слишком много нашего и под ляхом, и под немцем, и под австрияком! — а и сил воевать нет. Потому и я здесь, а не в полку.

Петя Ниткин стал их проводником по новому Петербургу. Повидались в Гатчино с Аристовым и Ириной Ивановной, получили приглашение на свадьбу; с помощью генерал-майора обзавелись ещё какими-то документами для Юльки и Игорька.

На лекции Николая Михайловича приходило всё больше и больше студентов, потому что читал он их, по выражению Пети Ниткина, «яростно».

А кроме этого профессор с ба занимались и другими вещами. «Налаживаем производство тут кое-чего», как сказала бабушка.

Так уж получилось, что Юлька и Игорь оказались предоставлены сами себе. И, конечно, оказалось, что не всё так радужно и замечательно в 1915-ом году, дорогам не помешал бы асфальт вместо брусчатки (хотя брусчатка кое-где оставалась в центре Ленинграда даже в Юлькины времена), масса лошадей оставляла в воздухе весьма своеобразное и малоприятное амбрэ, о кинематографе и мечтать не приходилось. Да и по любимым книгам Юлька скучала — не потащишь же в иной поток целую библиотеку! Конечно, тут есть и «Три мушкетера», и весь «Шерлок Холмс», и Майн Рид, и Фенимор Купер, и есть любимая теперь Чарская, но нет «Волшебника Изумрудного Города», нет «Страны багровых туч» и «Пути на Амальтею», нет «Туманности Андромеды», нет «Военной тайны» и «Голубой чашки», нет сказок Прокофьевой, нет «Незнайки» и вообще Носова… ужас, сколько всего нет!

Они с Игорьком словно зависли меж двух миров, не в силах выбрать, не в силах оставить ни один из них. Да и нужно ли выбирать? Она до сих пор не слишком понимала, как Онуфриевы-старшие собирались поступить с ней и Игорьком. Ну, хорошо, у Юльки была мама и прошла уже почти половина её командировки; а Игорёк? Где его родители? По молчаливому уговору Юлька никогда об этом не спрашивала. «Экспедиции», как-то обмолвился Игорёк. Ох, знаем мы эти «экспедиции», совсем по-взрослому подумала Юлька. И ещё подумала, что за всё время её жизни у Онуфриевых никто из родителей Игорька им не позвонил, не прислал письма или телеграммы. На стенах не было никаких фотографий.

Подозрительно. Очень.

И, кстати, где сейчас Илья Андреевич Положенцев?..