Сколько ж их тут наступает, которые за это, как его, Временное собрание? Никак не меньше полубатальона – на одного нашего почти десять. Хорошо ещё, что из цейхгауза, сбив замки, сумели забрать новенькие, в масле, «фёдоровки». Дальность стрельбы у них не та, конечно, как у маузеров или наших мосинок, но зато каждая – почти как ручной пулемёт. Что, собственно, и позволило взводу взять вокзал практически без потерь.
Отвратительное слово. «Практически» – это если не считать Юрку.
Панцервагены с миномётами, конечно, не попрут прямо к нам под гранаты, лихорадочно думал Фёдор. Остановятся… скорее всего, во-он сразу за тем мостиком – да и начнут поливать. Эх, эх, дворец-то, как же он? Картины, скульптуры… паркет драгоценный, лепнина… красота ж такая, а они его – минами!..
Цепи наступавших меж тем оставили луг позади и поневоле сбились, скучились на узких извилистых дорожках и мостках.
– Команда! Цельсь! – вполголоса приказал Фёдор своим. – Искать офицеров! Пулемётчиков! Если броневики дуром сунутся – по возможности поражать экипаж и расчёт, кузов у них открытый, щели широкие!
– Есть, господин кадет-вице-фельдфебель! – Это рыжий Пашка Бушен, вечно он дурачится. Уж сколько Две Мишени с ним бился, а ничего сделать так и не смог.
– Фёдор!
О, вот и сам Две Мишени, лёгок на помине.
– Прицелились? Готовы?
Тяжело дышит-то как…
– Так точно, господин полковник!
– Тогда начинай. Как дашь залп, и я свистну остальным.
У «фёдоровки» с нормальным, не японским, патроном прицельная дальность двести саженей, и по всему уже можно стрелять.
– С Богом, братцы, – выдохнул Две Мишени. Снял фуражку, широко перекрестился и пошёл вниз, к младшему взводу, на первый этаж.
– Все готовы? – совсем не по уставу и шёпотом спросил Фёдор.
– Угу.
– Да.
– Как есть готовы, господин кадет-вице-фельдфебель!
– Тьфу на тебя, Бушен! – И Фёдор сам, невольно подражая Двум Мишеням, перекрестился. Взял винтовку, вжал приклад в плечо; оптика послушно явила перебегающие всё ближе и ближе фигуры, ага, на мостике целая толпа, а это никак офицер, да, размахивает люгером, командует…
– Ап! – выдохнул Фёдор, и палец мягко надавил на спуск.
…Офицер в длинной шинели и германском полевом шлеме взмахнул руками, выронил пистолет и с какой-то нелепой картинностью перевалился через узорные перильца, прямо в неглубокую воду парковой протоки.
Свисток, резкий, режущий, и сразу выстрелы снизу, рассыпная дробь – резкие, частые, «фёдоровки» огрызаются зло и быстро; патронов много, полные подвалы, жалеть их нечего – вообще ничего не жалеть, ни патронов, ни гранат, ни себя самих!
Наступавшие смешались, кинулись кто куда, вперёд, назад, в стороны; парк вроде бы и густой, а как бежать – так некуда, на каждое укрытие по три желающих.
– Одиночными! Только одиночными! – проревел внизу Две Мишени.
Фёдор поймал в перекрестье пулемётный расчёт, пытавшийся установить свой MG 08 в беседке. Упреждение – выдох – спуск, и первый номер падает, бессильно повиснув прямо на ограждении.
Часто, хотя и нестройно, захлопали ответные выстрелы. Неприятель залёг. В обычной войне погнали бы вестового – или, если технически оснащены, дали б знать через полевой телефон, вызывая артиллерию по засевшему в твёрдом месте противнику. Но у этих своя артиллерия под боком – миномёты в броневиках. Конечно, это относительно лёгкие «ланцы», дальность их невелика, по паспорту двести саженей, и, чтобы добросить до дворца, броневикам придётся и в самом деле встать под обстрел. Во всяком случае, он, Фёдор, и его команда вполне смогут их достать.
Так и случилось. Цок, цок, шпысь – пули врезались в штукатурку вокруг окон, отбивали целые её куски; иные залетали внутрь, пронесясь над завалами из мешков с песком, взвизгивали настырно и противно. Фёдор поймал себя на том, что постыдно, как считалось у них, пригибает голову, выругался, стиснул зубы и постарался поймать в прицел ещё одного пулемётчика, азартно садившего длинными очередями прямо по фасаду дворца.
Молодой, неопытный. Ствол быстро перегреется от такой стрельбы. Ага, и высовывается ещё, совсем дурак!..
Вскипал азарт. Перед тобой не человек, тварь Божия, созданная по образу и подобию, а ловкая и быстрая мишень, в какую трудно попасть. Трудно, но нужно.
И Фёдор попал, хоть и не с первого выстрела. Вражеский пулемётчик просто ткнулся лицом в землю, дьявольская машина замолчала. Конечно, найдутся другие, но, может, теперь поостерегутся?..
Первый из броневиков меж тем подъехал к протоке, медленно и словно неуверенно пробуя доски мостика. Ну, давайте же, так и хотелось завопить Фёдору. Завалитесь, как есть завалитесь!..
Нет, хитрые, гады, сообразили, додумались! Ревя и окутываясь сизым дымом, «мариенваген» подался назад. Застыл, и Фёдор увидел, прижав к глазам окуляры, как засуетились в открытом железном кузове. Борта высокие, видны только мелькающие головы в касках – тяжеленные германские штальхельмы с острым навершием, последней модели, что должны держать винтовочную пулю, – но ничего, прошибу! Бронебойным-то патроном – не могу не прошибить! А если и не прошибу – шею супостату всё равно переломает!