Александровскiе кадеты. Том 1

Федя не знал, что сказать, и только ел глазами начальство, потому что за его спиной Петя Ниткин прыгал на одной ноге, тщетно пытаясь попасть в ускользающую штанину чёрных форменных брюк.

Две Мишени едва заметно улыбнулся.

– Поторопитесь, господа кадеты, – и шагнул обратно за порог.

Выяснилось, что одеваться быстро, согласно уставам, Петя Ниткин категорически не умеет. Он всё делал тщательно, со старанием, но ужасно, непредставимо медленно. В зал, где уже строилась рота, они с Фёдором выскочили последними, удостоившись ухмылок от Нифонтова, Бобровского и Воротникова. Последний вообще глядел на Петю, словно кот на сметану, ну или как удав на кролика.

Построение не сильно отличалось от привычного всем, кому довелось учиться в военных гимназиях. Две Мишени и командиры отделений шли вдоль строя, проверяя, чистые ли руки, уши, ногти, всё ли в порядке с формой, блестит ли бляха на ремне и начищены ли полуботинки. Хоть и лёгкие, сиять они должны были не хуже, чем предназначенные для парадов сапоги. Поодаль, в оконной нише, устроился с раскладным столиком портной-старослужащий; капитаны Коссарт и Ромашкевич отправили к нему пару кадет, уже ухитрившихся лишиться где-то пуговиц.

– Впоследствии, господа кадеты, к портному будете являться или вечером, перед сном, или же утром, до построения. – Две Мишени, заложив руки за спину, прохаживался вдоль строя. – Так… Все готовы? Смир-но! Напра-во, пойте молитву! «Отче наш» и «Спаси, Господи, люди Твоя».

Спели. Не шибко стройно, конечно.

– Кто в лес, кто по дрова, – вздохнул подполковник.

– Научатся, Константин Сергеевич, – сказал Коссарт.

– Конечно. Начинайте утреннюю гимнастику, а затем ведите роту на завтрак, Константин Фёдорович.

Гимнастика была частично знакома – сокольская без предметов, заканчивавшаяся отжиманиями.

И если Фёдор отжимался вполне даже сносно (как и тощий, но, видать, жилистый Нифонтов, не говоря уж о силаче Воротникове, напоминавшем сейчас поршень паровой машины), то несчастный Петя Ниткин после нескольких безуспешных попыток просто упал лицом в пол и замер, тяжело дыша.

Капитан Коссарт пристально поглядел на него, однако ничего не сказал.

– Петь, вставай, – зашипел приятелю Фёдор, едва только прозвучала команда «Встать! Вольно, оправиться!».

– Не-э… – простонал Петя, не поворачивая головы.

– Вставай! – пихнул его локтем Фёдор. – На ко́злы захотел?

Ко́злами в Елисаветинской гимназии звали скамью в подвале, где секли провинившихся. У Солонова это вырвалось словно само собой.

Кое-как кадета Ниткина удалось поставить на ноги. Был он весь красный и в поту; Фёдор затравленно огляделся, замечая со всех сторон насмешливые и полупрезрительные взгляды других кадет.

– Вы, мэлэдой чэ-эк, видать, сильно устали? – ухмылялся Бобровский.

Воротников послушно загоготал.

– Рота, марш! – спас всех капитан Коссарт.

…Завтрак был накрыт в том же самом зале, где и вчерашний торжественный обед; белоснежные скатерти, на подносах – свежие французские булки, блюдца с квадратиками золотистого масла, тарелки с нарезанной колбасой и сыром, большие кружки с алым вензелем корпуса, в которые наливали чай из больших медных чайников, разносимых служителями.

– Тэ-эк… – явно подражая Бобровскому, протянул второгодник Воротников, проходя мимо никак не могущего отдышаться Ниткина. – Много тебе этой колбасы, Нитка, жирдяй ты этакий. Брюхо лопнет. Ты ж сам хотел со мной поделиться, верно?

И он одним ловким движением, говорившем о немалом опыте, отправил в рот разом все четыре положенных Ниткину толстых куска колбасы.

Фёдор не успел перехватить его руку, а довольный второгодник как ни в чём не бывало уже шагал дальше, к своему столу.

И капитан Коссарт, как назло, смотрел сейчас в другую сторону.

Петя опустил голову и часто замигал.

– Эй, Воротников, ты чего?! – вскинулся было Фёдор. – Не твоё, отдавай!..

– Было ваше, стало наше, – отмахнулся второгодник. – А тебе-то что, Солонов?

Ну да. «Тебе-то что, Солонов?» Вот так оно всё и начинается, а потом презираешь себя за трусость.

– Ты у Ниткина еду отобрал. Ни за что ни про что. Он её тебе не проигрывал.

– А ты-то чего лезешь? Помалкивал бы ты лучше, – сощурился Воротников. – Ты вообще кто такой?

– Фёдор. Солонов. – Федя сжал кулаки, нутром уже понимая, что драки после уроков. скорее всего. не избежать.

– И откуда ж ты, Солонов Фёдор, такой? – стал кривляться второгодник.

– Из Третьей Елисаветинской, – процедил Федя. – Слыхал про такую? Иль нет? К нам даже из Вольской гимназии самых отчаянных присылали! Неисправимых. Слыхал, нет?

«Не имей сто рублей, а имей одну наглую морду», – как говаривал дядя Сергей Евлампиевич.

Очевидно, что-то где-то Воротников слыхал, потому как на лице его отразилась некая работа мысли.

Фёдор ухмыльнулся как можно выразительнее и несколько картинно потёр шрам на подбородке.

Самое смешное, что «неисправимых» из Вольской к ним действительно присылали, когда их родители или опекуны переезжали в Елисаветинск, где стояло сразу три армейских полка – пехотный, егерский и драгунский.