Александровскiе кадеты. Том 2

– В Петербурге? Ничего, это мы разузнаем. А вот сестра твоя, полагаю, не преминет его навестить – для, так сказать, продолжения борьбы за освобождение рабочего класса. Отпускным билетом я тебя снабжу.

Это было уже совсем ни на что не похоже.

– Конечно, ещё лучше было б отправить тебя переодетым в партикулярное, – задумался Положинцев. – Неплохая идея, как думаешь?

– Да я ж не знаю, поедет ли Вера вообще… и потом, даже если буду за ней топать, ну, узнаем, где этот Валериан живёт, – так вы это и так узнаете…

– Не тушуйся, Фёдор Солонов. Помни, что нам нельзя привлекать внимание ни к этому кузену, ни к твоей сестре.

– Может, они и вовсе рассорились? – с надеждой предположил Федя.

– Очень на это надеюсь, – кивнул Илья Андреевич. – Однако он – единственная наша ниточка к инсургентам. Они сейчас, конечно, попрятались, ушли в тину. Бунтовщиков разыскивают, да только, боюсь, немногих изловят: хитры, бестии. Кто-то уже небось в Варшаве, а то и вовсе за границей, кто-то через Финляндию улепётывает. Но рассчитывать на это нельзя. Заграничные дела нам с тобой, брат Солонов, не осилить. Догадываюсь, что домой ты не очень-то сейчас стремишься; но делать нечего, придётся. И будь с Верой повежливее, букой не гляди, разговоры разговаривай, подробности выясняй. Потом ко мне придёшь. Решим, что делать дальше. Понимаю, не сразу нам, скорее всего, повезёт, чтобы у тебя получилось бы проследить их в Петербурге. Но ничего, gutta cavat lapidem, капля точит камень.

От Ильи Андреевича Фёдор ушёл в самом мрачном расположении духа. Следить за сестрой ему теперь, после всего случившегося, совершенно не улыбалось.

…С Лёвкой Бобровским он столкнулся, когда его первый раз выпустили из госпитальной палаты. «Ле-эв» торчал на лестничной площадке, где ему явно быть не требовалось, очевидно поджидая его, Фёдора.

И точно.

– Слон! Слон, здорово! – искренне обрадовался Лёва.

– Здорово, Бобёр, – в тон ответил Федя. – Ты чего здесь?..

– Тебя ждал, – не стал вилять Бобровский. – Спросить хотел.

– Ну так спрашивай, не тяни!

– Спрошу. Но ты сам-то как? Как плечо?.. – Лев соблюдал вежливость.

Федя ответил. Бобровский старательно выслушал, кивая, однако видно было, что занимает его совсем иное.

– Слушай, Слон. А ты не знаешь, что с Нифонтовым могло случиться? – наконец выпалил он.

– С Костькой-то? А что с ним случилось? И мне-то откуда знать, Бобёр? Я ж тут валяюсь!

– Ну-у, – несколько смешался Бобровский, – ты ж с ним был, когда… в общем, когда всё случилось. Нас-то вывели, а вы там оставались! В потерне!

– Так и чего?

– Да он какой-то сам не свой с той поры, – нехотя признался Лёвка. – Как подменили. Я сперва подумал – это вас там так приложило, однако ж на Ниткина поглядел – Нитка как Нитка, такой же заучка, как и был. А вот Костька… на себя не похож. Спросишь о чём – огрызается, ходит, всё бормочет чего-то, ничего не хочет, а когда отвечает – так невпопад. Того и гляди испытания завалит!

Фёдор развёл руками и весь последующий допрос только и отвечал, что ничего с ними особенного не случилось, сидели взаперти, а пулю он поймал, когда они все неудачно выскочили в потерну.

– Вот и ты – Слон как Слон, – разочарованно заключил Бобровский. – Ничего с тобой не стряслось – и это с пулей-то! А Костька… – Он только рукой махнул. – И не говорит ничего, молчит. А друг ведь как-никак.

«Друг»… это от Лёвки слышать было непривычно. И Фёдор всей душой хотел бы помочь, но… всё равно сказать он ничего не мог. Пришлось отговариваться какой-то ерундой, и Лев ушёл, крайне раздосадованный.

Однако декабрь стремительно истаивал, и погода, как назло, стояла самая что ни есть рождественская. Мама прислала письмо, говорила, как они все ждут его каникул, что Варвара Аполлоновна собирается устроить маскарад, где соберётся всё общество Гатчино, что Феофил Феофилович, хозяин оружейной лавки, с трудом отбившийся от погромщиков, собирался, несмотря ни на что, открыться и намекал, что у него якобы «что-то есть» для него, Фёдора.

Подходили и испытания. Зашёл Константин Сергеевич, осведомился – в состоянии ли кадет Солонов их держать? Быть может, отодвинуть их на время после каникул? Звучало это донельзя соблазнительно, однако как радоваться праздникам, когда над тобой, словно нож гильотины, висят испытания? Нет уж, лучше сделать всё сейчас и сразу!..

– Никак нет, господин подполковник! – чётко, по-уставному доложил Федя. – Я буду готов!

– И хорошо, – улыбнулся Две Мишени. И полушёпотом добавил: – Я бы тоже проходил сейчас, а не откладывал.

Так Фёдор и оказался в классной комнате со всем первым отделением седьмой роты, усердно скрипя пером, пока госпожа Шульц, нарядная, в идеально белой блузе и столь же идеально чёрной юбке в пол, чётким голосом диктовала своим кадетам отрывок из «Пугачёвского бунта» Пушкина; строчка за строчкой ложились на листы разлинованной бумаги, и каждый лист украшала гордая печать корпуса – медведи словно бы подмигивали Фёдору ободрительно.