Александровскiе кадеты. Том 2

Потому что в голове – иной мир, его чудеса, едва-едва приоткрывшиеся случайно занесённым туда гостям. И мысли крутятся бессмысленно, словно ослики в наглазниках, вращающие мельничные жернова, когда нет ветра.

Он ругал себя, пытался вернуться к обыденному, но любимые совсем недавно книжки лежали аккуратной стопкой, нераскрытые, позабытые; корпусной тир, где Федя занимался стрельбой, не привлекал тоже. Одно радовало – что хорошо заживало плечо.

– Молодой, кровь с молоком, – одобрительно ворчал доктор. – Дырка зарастает так, что любо-дорого глядеть!

А вот любезный друг Петя Ниткин, кажется, ничем подобным не маялся. С головой ушёл в свои занятия, постоянно пропадая не где-нибудь, а у самого Ильи Андреевича Положинцева, чего Федя решительно не понимал.

– Чего ты там забыл? – сердился он на приятеля.

– Как это «чего»? – удивлялся Петя. – Мы же хотим точно узнать, кто он? Хотим выяснить, кто поставил машину в подвале корпуса? Кто ею пользовался? Да и тех же инсургентов, бомбистов я, кстати, тоже не забываю!

– Вспомнил тоже!

– Конечно, вспомнил. Кто-то же заложил взрывчатку под эшелон семёновцев! Злодеев, кстати, так ведь и не нашли.

Федя только вздыхал. Вокзал отремонтировали, о взрыве напоминала теперь только скромная бревенчатая часовенка – временная, рядом уже начали строить постоянную, из белого камня.

Правда, на свежепокрашенных стенах вокзала, на брёвнах часовни нетрудно было заметить совсем свежие следы от пуль.

Костька Нифонтов тоже держался на удивление хорошо; после того как Нифонтова-старшего перевели в Волынский полк, Нифонтов-младший честно исполнил обещанное, подолгу пропадал в корпусной церкви, так что отец Корнилий даже весьма хвалил его за усердие.

Но Фёдор знал – Костя и впрямь молится за них с отцом.

В общем, все как-то справлялись, все – кроме Феди.

И наконец он не выдержал.

Русская словесность закончилась, дядька Фаддей Лукич поторапливал первое отделение седьмой роты, а Федя Солонов вдруг остановился возле учительской кафедры, где Ирина Ивановна Шульц неторопливо убирала какие-то мелочи в ридикюль.

Где, как твёрдо помнил Фёдор, лежал и плоский дамский браунинг.

– Ирина Ивановна… – Он замялся, вдруг осознав, что не знает, о чём говорить. Вот внутри всё кипит и бурлит, а слов не получается, хоть убейся.

Ирина Ивановна опустила ридикюль, вгляделась в Фёдора.

– У-у, – сказала негромко, – плохо дело, да, Федя?

Она всё поняла сразу.

– Не очень, – честно сказал кадет Солонов.

– Понимаю, – так же вполголоса и серьёзно продолжила госпожа Шульц. – Вот что, кадет, приходите-ка вы сегодня после занятий ко мне. Доставите мне книги из библиотеки корпуса, я там заказала целый воз. Большую часть я сама заберу, а вы возьмите, сколько унести сможете. Договорились? Вот, держите записку на получение…

Книг Ирина Ивановна и в самом деле заказала немало. Федя со своим ещё побаливавшим плечом смог поднять лишь одну стопку и как-то затосковал: помощника из него явно не получалось, стыдоба!

Вздохнув, Фёдор огляделся – ага! Друг Ниткин!

– Петя, стой!

Петя послушно замер.

– Вот, Ирине Ивановне снести надо…

Петя Ниткин был настоящим другом. Он ничего не стал спрашивать, а просто взял все остальные связки и, пыхтя, потащился следом за Фёдором.

Квартира Ирины Ивановны оказалась в первом этаже, в окна осторожно скреблись заснеженные ветви; возле кормушки с салом и семечками прыгала целая дюжина синиц. Синицы ругались между собой, отпихивали друг друга, торопливо склёвывая корм.

Кадеты позвонили в дверь.

Впустила их крепкая, ещё молодая баба в переднике, заляпанном мукой, и так при этом посмотрела, что Федя аж поёжился. Да уж, такая небось и саму Ирину Ивановну строит, как полк на плацу…

В квартире умопомрачительно пахло пирогами и чем-то ещё вкусным, так что Петя Ниткин, ставя на пол свою ношу (весьма увесистую), громко сглотнул. Поесть они не успели.

Ирина Ивановна сразу поняла, в чём дело.

– Ну, обедать оставайтесь у меня. Матрёша, что сегодня? Насчёт пирогов я уже поняла…

– А караси с кашей, барышня, – отозвалась суровая Матрёна. – Карасики вот да каша гречневая, да пироги с калиной-рябиной…

Тут уже сглотнул Федя. Да, в корпусе кормили – не сравнить с военной гимназией, но карасей с кашей и там отродясь не водилось.

Ирина Ивановна ничуть не удивилась появлению Пети, как будто так и должно было быть.

Они оказались в небольшой гостиной, посреди неё стоял круглый стол под льняной, расшитой мережкой, скатертью (Федина матушка в своё время немало расшила таких вот скатертей в подарок сёстрам и кузинам). У стены – старинный буфет с толстыми голубоватыми стёклами, уставленный праздничными тарелками, штофами и вереницами помутневших стопок из синего стекла. Напротив входной двери был проход в ещё одну комнату, а справа – в кухню, виднелся угол изразцовой печи и заставленный горшками стол.

– Поедите, потом поговорим.