Александровскiе кадеты

— Уа-ха-ха! Гидра! Славно сказано! — загоготали охранявшие перекрёсток. На иных Федор, при свете костров и фар, смог рассмотреть погоны Литовского полка, на иных — 1-го Пулемётного, но хватало там и личностей явно к армии не принадлежавших.

— Проезжай, — отсмеявшись, махнул усач. — А то, можешь, задержишься? Городового мои недавно спымали, вешать сейчас будем врага трудового народа!

Федор ощутил, как пальцы сами собой сжимаются на цевье.

— А зачем его вешать? — равнодушно осведомился меж тем полковник. — Охота тебе, воин свободы, руки марать? Понимаю, был бы толстосум какой, буржуй, что не хочет с трудовым народом делиться; а тут какой-то околоточный! Да какой с него прибыток?

— А ты, полковник, хорошо рассуждаешь! — опять загоготал усач. — Ей-богу, позвал бы в наш отряд, нам лихой народ в надобности! Это ж не просто фараон какой, у меня с ним личные счёты! Не чаял свидеться, ан вот как — столкнулись!

— Ну, дело твоё, начальник, — пожал плечами Две Мишени. — Нам недосуг вот только. Вели пропустить. Да, и как тебя звать-величать-то? А то словно и не люди мы с тобой!..

— Как звать, как звать!.. — Федя подумал, что усач им попался уж больно смешливый. — Я ж тебя не спрашиваю, полковник, где погоны свои добыл, с кого снял!..

— Да с чего ты решил? — искренне удивился Аристов. — Полковник я и есть, служу свободной России. Раньше царю кланялись, а теперь новые времена; а что чин мне присвоили — так не отказываться же, верно?

— Ну, ладно, — махнул рукой усач. — Зови своих, полковник, отворяй ворота, мои ребята, вишь, заняты.

К кострам вытолкнули человека со связанными руками, в грязной шинели, едва заметна была овальная бляха на груди. Ни ремня, ни портупеи, ни погон, ни шапки, лицо — сплошное месиво запекшейся крови. Губы разбиты, едва стоит.

— На чердаке прятался, — деловито сказал усач. — Да горничная одна углядела. Прибежала, нам сказывала. Ну, молись, фараон, коль умеешь! Смертынька твоя пришла, за все твои прегрешения против трудового народу!

— Это ты, что ль, Жук, народ трудовой?.. — с трудом просипел городовой. — Каторжник ты беглый, вот ты кто!..

— Да кончаем с ним, чего мешкаешь?! — крикнул кто-то в солдатской шинели.

Две Мишени напоказ ещё разок пожал плечами и повернулся спиной, как бы являя полное отсутствие интереса к происходящему. Однако видел Фёдор Солонов, видели его «стрелки-отличники», видели офицеры: правая рука Аристова нырнула за отворот шинели, массивная кобура с маузером осталась висеть, как висела.

— А как ж ты его вешать-то собрался, добрый молодец, здесь ведь даже фонарей не осталось — все свалили! — повернувшись вполоборота, бросил Аристов.

— И то верно! — опять хохотнул бывший каторжник Жук. — Перестарались мы вчера маленько, подгуляли ребята! Ну да ничего, сейчас чего потяжелее на шею супчику этому накинем — да и в канал, рыб кормить! Славная потом тут рыбалка выйдет, жирный прикорм!..

Две Мишени едва заметно кивнул своим. Грузовики и без того щетинились стволами, легкое и слитное движение их — словно колосьев под ветром — никто и не заметил.

— Залп, — спокойно проговорил Аристов, выхватывая из-за пазухи верный, как смерть, браунинг.

Выстрелы грянули дружно, прошлись, словно коса, над отрядом Жука, собирая обильную жатву. Федор всадил пулю прямо в висок одного из пары, державшей городового; остальные стрелки-отличники тоже не подкачали.

Аристов опустил руку с пистолетом, перед ним оседал на землю Жук с простреленной в двух местах грудью, глаза выпучены.

— Не хвалился бы ты, едучи на рать, — сказал ему на прощание полковник.

Вмиг разметали преграду, быстро оттащили убитых в стороны. Трясущийся городовой сделал шаг к освободителям, силясь что-то сказать.

Аристов быстро разрезал на нём верёвки.

— Врач нужен. И быстро. Эх, нет времени… ты, братец, идти сможешь?

— Смогу, вашевысокородь, — просипел спасённый. — Морду расквасили, а так ничего…

— Ступай на Балтийский вокзал, — Две Мишени быстро набросал карандашом на листке из планшетки несколько слов. — Спросишь там штабс-капитана Мечникова. Скажешь — от полковника Аристова. Он поможет.

— Премного благодарен, господин полковник, век за вас с женкой моей Бога молить станем…

— Ладно, братец, ступай, нам недосуг. Ступай, пока ноги ходят!

[1] Примерно 708 грамм. Подобная порция полагалась в Русской Императорской армии рядовому составу на обед.

Взгляд вперёд 4.4

Так, погоди, дам тебе одного кадета…

Избитый городовой захромал по набережной; рядом с ним вышагивал кадет 3-ей роты. Грузовики повернули на Лиговскую[1], набирая скорость, покатили к Николаевскому вокзалу. Сырая осенняя тьма нехотя расступалась, пробитая жёлтыми лучами фар; по сторонам тянулись ряды доходных домов, многие витрины лавок на первых этажах или забиты досками, или — частично — выжжены. В окнах — ни огонька. Фонари не горят.