Александровскiе кадеты

Лизавета явилась на бал в светлом платье цвета сливочного мороженого, из блестящей тафты; на груди, по манжетам и подолу отделано мелким кружевом и бисером. Волосы заплетены высокой «корзинкой», в косе узкая ленточка в тон платья; Зина, глядя на подругу, чуть заметно вздохнула: на ней самой был наряд куда скромнее, синее шерстяное платье, с белоснежным кружевным воротником, а в толстой и длинной косе ниже спины — белая же шёлковая лента.

Петя Ниткин, по-прежнему красный, аки рак варёный, подал Зине руку кренделем; Зина, столь же пунцовая, аккуратно, словно вдевая нитку в игольное ушко, взяла своего кавалера под локоть.

При этом они держались друг от друга как можно дальше. И, как показалось Федору, даже дышать перестали.

Лиза довольно чувствительно пихнула Федю в бок и выразительно притопнула носком туфельки.

— Ой. Это я так — Петя, он — так смущался…

— Ну да, — снисходительно кивнула Лизавета. — Я Зину еле уговорила. Боялась, понимаешь? Ну, идём теперь, идём же!..

Вверх, парадной лестницей поднимался сплошной поток кадет и их спутниц, мелькали и парадные мундиры офицеров с супругами — корпусные дамы старались не ударить в грязь лицом перед явившимся матерями гимназисток-«тальминок».

…Сперва выступали корпусные оркестры, духовой и балалаечники; хор исполнял «Славься», «Va, pensiero»[2]; старший возраст показывал акробатические номера и живые картины; потом объявили перерыв и все устремились к самоварам и столам с «заедками», как называла десерты Федина нянюшка.

Чего тут только не было! Пряники простые и фигурные, песочные пирожные, меренги, а от разной пастилы и вовсе разбегались глаза.

…Но всё равно, это было только преддверие настоящего бала. Правда, Лиза успела заговорщически подмигнуть Пете:

— Пари! Господин Ниткин, помните ли наше пари?

Феде это не понравилось — особенно, если вспомнить, что должно было случиться, если Лиза проиграет; поцеловать Петю — хотя интересно, как она это собирается делать при Зине?

— Помню… — буркнул Петя. Ему, похоже, пришли в голову те же мысли, и он с некоторым испугом покосился на ничего не подозревавшую Зину.

— Я всё расскажу. Скоро! — с таинственным видом посулила Лиза; но тут оркестр грянул полонез, все три широченных двери в танцевальную залу распахнулись и пары двинулись на блестящий начищенный паркет.

[1] Разгорячившийся Петя Ниткин сам не заметил, как вывалил перед экзаменационной комиссией наиболее общую форму уравнения Шредингера. В нашей реальности оно было сформулировано только в 1925 году.

[2] «Хор иудейских пленников» из оперы Дж. Верди «Набукко».

Глава 13.2

Что можно говорить о бале тех дней и времён? Старые люди б сказали — эх, и не бывало с той поры и такого бала, чтоб сравнить! Вот, дескать, в наши времена случались балы так уж балы! Полонез — так как река живая, конца-краю не видно! Мазурка — так стены трясутся, крыша ходуном, пол чудом не проваливается. Вальс — так закружишься, не то, что ног под собой не чуешь, в глазах всё мелькает, пестрит от платьев; оркестр уже третий раз сменили, два других из сил выбились, отдыхают.

Да, сказали б старые люди, не те времена пошли, да и народ не тот, хлипкий пошёл народ! Хорошо, что ни Федор, ни Петя, ни Лизавета с Зиной «старыми людьми» не были.

Конечно, танцевать на балу всё время только с одной девочкой являло собой пример совершенно неприличного поведения, и кадеты это прекрасно знали. Лиза бодро принялась подводить Федю с Петей к своим подругам, другие мальчишки приглашали Лизавету с Зиной; потом был танец учителей, Две Мишени протянул руку в белой перчатке Ирине Ивановне, та вскинула ладонь ему на на плечо, пара закружилась — а Лизавета вдруг деловито потащила всю троицу, Зину включая, в уголок.

— На как, господин Ниткин? Согласны меня выслушать? Зина о нашем пари знает, между прочим.

У Феди так и вертелся на языке ехидный вопрос, а знает ли Зина о том, что её подружка должна сделать в случае проигрыша, но, само собой, он остался глух и нем.

— Госпожа Корабельникова… может, не сейчас? — взмолился Петя.

— Отчего ж не сейчас? Когда ещё встретимся! Не-ет, слушайте, пока танцы снова не начались!

— Так разве ж такое второпях расскажешь! — застонал Ниткин. — Надо подготовиться… схемы… чертежи… вокзала и платформы… кто где стоял…

— Не отпирайтесь! — строго сказала Лизавета и для верности погрозила пальчиком. — Если сможете, господин Ниткин, приходите в гости — мы с Зиной будем очень рады. Тогда и чертежи покажу. Но в двух словах — там скрыться негде, единственный путь — это через подвал…

— Который осмотрели вдоль и поперёк! — перебил Петя. — И большой зал! И буфетную! И кассу! И бойлерную! И даже вокзальный, э-э-э, кабинет задумчивости!

— Там не больно-то поразмышляешь, — хихикнула Лизавета. — Я всё это прочитала. И нарисовали — мы с Зиной нарисовали. И куколок расставили. Кто куда смотрит, и как мимо них можно было прошмыгнуть.

— Как в «Гении русского сыска», — застенчиво добавила Зина.

— Кукол?.. — невольно рассмеялся Федор.

Петя Ниткин, однако, не засмеялся.

— Куклы? Вот это правильно! Хитро придумано!..