Александровскiе кадеты

— Думаю, с Нифонтовым-младшим вы поладите, — вдруг сказал отец. — Не спорь с ним, если он будет… ругать меня, скажем. Он просто повторит то, что ему внушили. Человеку, Ѳеодоръ, легче живётся, когда он может кого-то обвинить в своих несчастьях. Иногда это верно, иногда есть какой-нибудь злодей, жадный ростовщик, нечестный купец, себялюбивый начальник… А иногда и нет. Нет, и всё, а человек ищет, ищет, несмотря ни на что. Понимаешь меня, сын?

[1] Именно так обозначался на дореволюционных картах обелиск, известный нам как «Коннетабль».

[2] Подлинный исторический факт. Подвесная монорельсовая дорога на электротяге была сооружена в Гатчине в 1900 году по проекту русского инженера Ипполита Владимировича Романова, вела от Балтийского вокзала к Императорскому дворцу.

[3] В исторической, нашей России орденские планки в виде колодки, обтянутой лентой соответствующих наградных цветов появились только в 1943 году.

Глава 1.2

Папа смешивал «ты» и «вы», а это значило, что он сам растерян.

— Понимаю, пап. У нас в прошлом году в классе был Мишка Вечеровский, так Феогност Феогностович у него спросит, бывало, «ну что, ученик Вечеровский, не угодно ли вам будет поведать классу, э-э-э, в чём заключалась суть борьбы гвельфов с гибеллинами?»[1], а Мишка только глаза закатит и жалобно так «я не виноват, господин старший учитель, в отпуску был, а дома мне учиться не дают! Это они во всём виноваты!..» и такую историю, пап, завернёт, что диву даёшься!.. Феогност Феогностович как-то слушал, слушал, а потом и говорит — «За художественную силу воображения, ставлю вам, Вечеровский, «удовлетворительно»». Потому как, папа, там и призраки были, и священник, который их изгонять явился, и…

Папа улыбнулся, но одними губами, глаза оставались грустные. Наверное, подумал Фёдор, ему жалко этого капитана Нифонтова, который на всех обижен. Толстый Мишка Вечеровский был смешной, а вот капитан — какой-то жутковатый, и Фёдор сам не знал, от чего шла эта жуть.

— Я тебе всё расскажу, — повторил папа. — В твоё первое же увольнение. Обещаю. А теперь смотри, мы уже почти дошли.

Липовая аллея вливалась в обширный плац перед бело-лимонным фасадом главного корпуса. Плац, против ожиданий Фёдора, оказался не пыльным и не грязным, его покрывал новомодный асфальт, с начерченными на нём белыми и красными квадратами для построений. Справа и слева плац упирался в высоченные живые изгороди, за которыми, знал будущий кадет Солонов, начинался парк, с искусственными прудами, плотинами и каналами.

Сейчас плац кипел. Кадеты и их родители покрыли его весь разноцветной толпой; шляпки женщин, белые и тёмно-синие кители офицеров, чёрные мундиры гражданских чинов, партикулярные платья обывателей.

На широченной лестнице серого камня уже стоял оркестр из старших воспитанников в парадной форме с золотыми галунами, рядом с ними — группа офицеров самого корпуса. Папа наклонился к Фёдору, быстро называя их по имена и чинам.

Чуть в стороне от остальные, на ступенях стоял высокий худощавый подполковник, с острым лицом и впалыми щеками. Вот он на мгновение снял фуражку, открылись короткие густые волосы, совершенно седые, они стояли плотным ёжиком. Как и остальные, он носил белый парадный китель, форменную фуражку, ордена на груди, однако Фёдор, не отрываясь, глядел на его левую щёку.

— Папа… пап, что это? — прошептал он. — Кто это?

— А, ты заметил, — кивнул папа. — Подполковник Аристов, более известный, однако, по прозвищу Две Мишени.

— Д-две м-мишени?

— Да. Ты разве не заметил? У него ж мишени на щеках вытатуированы.

— Господи! — вырвалось у Фёдора, и он аж покраснел — ну точно, как у няни Марьи Фоминичны вышло, стыд-то какой!

— Лихой командир, — одобрительно заметил папа. — Воевал в Туркестане, добивал последних работорговцев, освобождал наших пленников. По долгу службы — сам понимаешь, какой — не раз бывал в Афганистане, как-то угодил там в плен к некоему варварскому племени, которое собиралось использовать его в стрелковом состязании, но сумел бежать и его подобрали наши казаки из миссии в Кабуле. Только тссс! Никогда не спрашивай его об этом, и никому не рассказывай! Все делают вид, что никаких татуировок у него нет. Я слышал, что всё историю он поведал одному лишь Государю, вернувшись. Но офицер он замечательный. Если достанется в ротные командиры, считайте, Ѳеодоръ Алексѣевичъ, что вам очень повезло.

Подполковник Аристов носил на груди, как и папа, значок Академии Генерального Штаба — двуглавого серебряного орла на правой стороне кителя, пара орденов, медаль и — вгляделся Фёдор — знак окончания вот этого самого Александровского корпуса, куда поступал сейчас Солонов-младший.