Александровскiе кадеты

— В общем, погодите хоронить старушку «ять», — закончила Ирина Ивановна. — Благодаря ей текст более понятен, меньше омофонов, то есть слов, звучащих одинаково, а означающих разное. Что же до страданий бедных школьников, якобы испытывающих танталовы муки, заучивая слова с ней… почему-то никто не жалеет школьников французских, и никто не торопится менять там грамматику. Зачем французы простое слово «бордо» пишут, как «bordeaux»? Почему названия французских фирм, что строят автомоторы — «peugeot», «renault» — при чтении оканчиваются просто на звук «о» — «пежо», «рено», и выходит, что сочетания «eaux», «eot» или «ault» значат одно и то же!.. Представляете, как тут может быть путаница? Однако ж ничего французам не делается. Так что уж и мы, русские, как-нибудь переживём наличие «яти» в нашей азбуке!..

Так или иначе, но от Бобровского Ирина Ивановна как будто бы отвлеклась.

Зато не отвлёкся Петя Ниткин и на перемене пошёл в решительную атаку.

— Федя! Ну Федя же! Ну так же не по-товарищески же! Ну скажи же уже! Обещал же!

— Тихо, Нитка, — вдруг прошипел, возникая рядом с ними, Севка Воротников. — Тебе что утром сказано было? Не наваливаться на Слона, верно? А ты чего?

Петя аж поперхнулся и с укором воззрился на Федю — мол, как же так, предал меня, что ли?!

— Всё нормально, Севка. Я…

— Ты, Нитка, никшни, — вдруг вмешался и Бобровский. — Что мы там со Слоном делали — не твоя забота. И вообще ничья. Тебя никто не трогает, колбасу тебе оставили — а ты всё недоволен!

Петя часто-часто замигал. Во взгляде его читалась горькая обида. Как же так, лучший друг, единственный во всём корпусе — и вдруг водит от него секреты, да ещё с кем — с Бобровским!

— Ну и пожалуйста, — дрожащим голосом выдавил Петя. — Не очень-то и хотелось. Секретничайте, если хотите.

И отошёл гордо.

Федор только зубами скрипнул.

И потом весь день до самого вечера Петя с ним не разговаривал.

Зато разговаривал Бобровский, да так, что спасу никакого не было.

— Слушай, Левка, а ты что, рассказал свои? Севке и Нифонтову?

— Я что, дурной? — искренне возмутился Бобровский. — Севка разболтает просто по глупости, не со зла — забудет, что обещал. У него одна французская борьба на уме. Браруле, тур де-тет, или что у них там? А Костька сразу какую-нибудь каверзу «халдеям» придумает. Нет уж, хватит им и того, что я то одному, то другому подсказываю, а иначе б из колов не вылезали.

— Ладно, Бобёр, это ваши дела, я в них не вникаю. А Петьку обидели.

— Пхе. Нитка сам обидеться решил. Ничего, подуется и перестанет. Я вот тут подумал, Слон, и кажется мне, что не просто так по тому коридору кто-то шастает!..

— Так, конечно, не просто так! Склады там небось всякие, помнишь эти ящики?

— А чего ж так глубоко? — не унимался Левка. — Да и склады корпусные совсем не там.

— Да откуда ты знаешь? — слабо отбивался Солонов.

— Знаю! «Историю Александровского Кадетского» читать надо! В библиотеке!

— Ну и что? А лопаты-то с ломами…

— Так они этажом выше, как и положено!

— Слушай, Бобёр. Ты как хочешь, а я думаю, в следующий поход — ты ж к этому ведешь? — нужно Ниткина позвать. Он умный. И не трус. Когда надо будет, не подведёт. Он только Воротникова боится.

Бобровский сперва аж поперхнулся.

— Да ты что, Слон, тронулся? Нитка ж против правил — ни-ни, ещё и халдеям нас выдаст!

— Не выдаст, — решительно сказал Федор. — Это ж, Левка… это ж настоящее. Настоящая тайна. Может, и впрямь твои Белые Стрелы…

— Тайна тут в том, что бомбисты этими ходами пользоваться могут, — выпалил Бобровский, не утерпев.

— Бомбисты?! — глаза у Солонова полезли на лоб.

— Ну да. Бомбисты. А что? Кто их заподозрит? И кто знает, где эта потерна начинается да куда ведет? Ведет-то, кстати, как раз куда надо, к вокзалу!

Тут Бобёр был прав.

— Да нет, не может быть. Это ж корпус! Тут и офицеры, и фельдфебели и…

— А может, — заговорщически зашептал Бобровский, — может, у них тут сообщники! Среди офицеров! Или солдат!..

— Что?! Да что ты болтаешь, Бобёр несчастный?!

— А вот то и болтаю. Знаешь, как папахен Нифонтова власти не любит? А тоже ведь офицер! Боевой! С наградами!

— Не знаю, не слыхал, — буркнул Фёдор и тотчас прикусил язык: вспомнил злые словеса Нифонтова-старшего в их первый корпусной день.

— А я слыхал. И вообще, Слон, газеты читать надо! Или у тебя их только Нитка раскрывает?

— Ты, Бобёр, будто читаешь!

— Не всегда, — хитро сощурился Левка, — но почитываю. Так вот, восстание на «Очакове» было, там и офицеры присоединились!

Про это Федя слышал.

— Так какие ж то офицеры?..

— Самые настоящие. С погонами. Морские. В общем, Слон, не отмахивайся тут; ну кому ещё надо в этакое время по нашим подвалам шастать?

— Так ящики же…

— Ящики! Ну, ладно. Если я всё правильно понял, тот, который потерной ходил, спустился в неё не там, где мы, а гораздо раньше. Надо искать в подвалах, на первом уровне!

— Как же ты искать станешь? Попадёмся ведь! Когда туда лезть-то? На перемене?

— Можно на строевых… — неуверенно предложил Бобровский, сам уже понимая, что сморозил чушь, о чём Федор не преминул ему сообщить.