Александровскiе кадеты

Ты на мне узлом стяни», мужчины шали не носят!.. Нет, слышишь, слышишь?! — и она аж схватила Федю за руку, — детонирование какое?

Федя ничего не слышал, но на всякий случай кивнул.

— Я тоже петь люблю, — гордо объявила Лизавета. — И на рояле играю. И ещё на скрипке.

В Федином представлении скрипка была орудием пытки, каковым их в Елисаветинске вечно изводил учитель музыки. И вот тогда, Бог знает почему, но Федя Солонов рассказал Лизавете Корабельниковой о стычке с Йоськой Бешеным. О том, как забрёл к железной дороге — на самом деле совсем недалеко от дома! — и как нарвался на Йоську с его командой.

Лиза слушала его хорошо. Не ойкала, не охала, не советовала «немедля всё сообщить взрослым».

— Йоська Бешеный — кто ж его не знает… — очень деловито сказала он, как только Федор умолк. — Отпетый, про таких говорят.

— Да откуда ж ты его знаешь? — поразился Федя.

— Во-первых, старшие классы рассказывали. Он в слободе верховодит, никого просто так не пропустит. И глумиться любит. Один… — тут Лизавета опустила глаза, — один знакомый гимназист, Женя Филиппов, бедный толстячок, Йоське попался, так тот Женю на колени поставил, чтобы тот пощады просил. На колени поставил, карманные деньги отнял, но бить не стал, так, пару тумаков отвесил.

Во-вторых, он у нашей классной дамы портмоне стащил, да так ловко! А в-третьих, Йоську кузен Валера знает. Только ты его Валерой не зови, не любит страшно. «Валериан, к вашим услугам», — передразнила Лиза, — «Имя даровано в честь римского императора, каковой прославлен многочисленными благодеяниями…» — получилось так похоже, что они с Федором дружно расхохотались.

— Да откуда ж кузен твой его знать может? — вторично подивился Фёдор. Йоська этот получался какая-то местная знаменитость — и Лиза о нём слыхала, и кузен Лизаветин его знает!

— Э! Кузен Валера у нас вольтерьянец, как бабушка говорит. В народной школе учит; там этого Йоську и встретил. Дескать, «очень одарённый подросток», — загнусавила Лизавета, зажав себе нос. — «Но прогнившее самодержавие закрывает таким дорогу» … ой.

— Тихо ты! — зашипел на неё Федя. — А кузен Валера, он… он…

— Ты только не говори никому, — потупилась Лиза. — Он же и впрямь кузен. Мамин племянник.

— Не скажу, — мрачно пообещал Федя. А потом не удержался и добавил: — И никакое оно не прогнившее! Самодержавие наше…

— Ну, конечно, нет! — горячо подхватила Лиза. — Это ж так… мама говорит — «кто в юности не мечтал изменить мир?..». Так не скажешь?

— Не скажу.

— Точно?

— Могила!

— Поклянись! — торжественно проговорила Лиза, соскакивая с качелей и глядя Федору в глаза. — Крест целуй!

Зеленые глаза у неё так и горели.

Федя повиновался. Расстегнул ворот, достал нательный золотой крестик.

— Клянусь, что буду молчать и в том крест святой целую! — трижды перекрестился и поднёс к губам тёплый металл.

— Вот и хорошо, — успокоилась Лиза. — А теперь пошли, сейчас чай подадут. С пирогами, а также с безе миндальным. Кухарка наша, Аксинья, мастерица безе печь. Любишь безе?..

* * *

Мама визитом осталась чрезвычайно довольна. Папа как ни прятался в кабинете, как ни возводил редуты с эскарпами и контрэскарпами из очень важных и срочных документов, а был принуждён к безоговорочной капитуляции и выслушиванию рассказа со всеми подробностями.

Федор уныло выслушал бесконечные славословия кузену Валериану, описания встреченных дам, их туалетов и всего прочего. Скучно и неинтересно. Вот совсем. Гораздо интереснее было — увидится ли он снова с Лизой?

Она могла б стать настоящим товарищем, хоть и девчонка.

А меж тем миновал июль, начался август. Приближались Федины день ангела и именины. Рынок заполнили местные хрусткие огурцы, всевозможнейшая ягода, и лесная, и садовая; битая дичь, сеголетки; клубника отходила, но везли её свежей с севера, как только умудрялись выращивать?..

Квартира приобретала жилой вид. Мама с неизбывным упорством расставляла вазы и книги, кружевные салфетки и прочее; Вера строила коварные планы захвата Фединой комнаты, «тебе ведь всё равно она скоро не нужна будет?». Надя была посажена «подтягивать языки» перед началом гимназического года.

Солонов-младший оказался на какое-то время предоставлен собственной судьбе и это было прекрасно. Можно было забраться с ногами в огромное старое кресло, которое «никуда не вмещалось!» и потому из гостиной оказалось отправлено в ссылку — заполнять угол Фединой комнаты — раскрывать толстый том «Мести «Кракена»», а там…

«— Къ повороту оверштагъ приготовиться!

— Есть, капитанъ!

Мелдонъ Харли пыхнулъ знаменитой на вѣсь Mar Caribe трубкой. Трехпалая рука капитана «Кракена» лежала на эфесѣ широкой абордажной сабли. — Шевелитесь, не то самъ отправлю всѣхъ и каждаго въ рундукъ Дэви Джонса!

— Да, да, капитанъ!