Александровскiе кадеты

«Кракенъ» шелъ бейдевиндомъ праваго галса подъ всѣми парусами, уходя отъ королевской эскадры. Тяжело нагруженный, онъ не могъ оторваться отъ фрегатовъ сэра Уитчиборо; команда всё чаще поглядывала на капитана — пора уже было что-то предпринимать!..

— Ложимся на бейдевиндъ лѣваго галса. Всѣ бомъ-брамсели взять на гитовы и гордени, гафъ-топсель убрать!.. Стаксели между гротами спустить! Шевелитесь же, черти!

И для вящаго вразумленія команды, капитанъ выпалилъ въ воздухъ изъ огромнаго пистолета…»

Как же это было прекрасно: мчаться по лазурной глади далёких прекрасных Кариб, стоя за штурвалом верного, как смерть, «Кракена», прикидывая, когда вражий флагман окажется достаточно близко, чтобы решить дело одним решительным абордажем!..

— Федя! Хватит уже пялиться в книжку, иди погуляй! — заглядывала к нему мама. Слишком долгое чтение она не одобряла, особенно — «всяческих бандитских историй».

Федя вздохнул, отложил «Кракена», поплёлся к двери. Верно, вид он имел совсем несчастный, потому что мама вдруг расщедрилась, выдав ему двугривенный.

С каковым двугривенным Федя и был отпущен — пройтись до Соборной улицы, что от проспекта Павла Первого до городского собора. Там располагались все лучшие магазины, играл граммофон в «Кафе де Пари», и имелось там, в доме № 1, заведение купца Антонова под вывеской «Русская булочная». Кроме булок, подавали там отличный кофе — и турецкий, и гляссе, и всякий. Мороженое подавали тоже, самое разное. Вот туда-то Федя и направлялся, пребывая, понятное дело, в самом лучшем расположении духа.

Он поднимался по Елизаветинской улице, пересёк Багговутскую. Здесь начинались большие участки «старых дач», под раскидистыми кронами, с акациями вдоль фигурных заборов. Дворник в белом фартуке с ярко начищенной бляхой проводил Федора подозрительным взглядом — не задумал ли какую каверзу? — и вновь зашаркал метлой.

Но даже это получалось у него как-то… музыкально, что ли. Шрррр-шр! Шрррр-шр!

Федор завернул за угол, на Бомбардирскую (Лиза жила совсем рядом; эх, ну что им стоит столкнуться вот прямо сейчас?..), и —

— Со свиданьичком, барчук! — раздалось насмешливое.

Федя крутнулся, машинально сжимая кулаки. Спина уткнулась в жёсткие штакетины забора. Эх, эх, раззява, размечтался, разнюнился!.. Думал, далеко от «чугунки» да от слободы — и никто тебя не тронет?

Перед ним пританцовывал на носках всё тот же Йоська Бешеный. Форсистый, сапоги гармошкой, блестят, рубаха навыпуск, кепка сдвинута набекрень, а губы расшелепил, чтоб блестел бы золотой зуб, и пялился он, Йоська, «лыбясь», прямо Фёдору в глаза; ну, а рожа у него была ну совершенно премерзостная.

Приоделась и его команда, более не напоминая оборванцев со дна городских трущоб.

— Со свиданьичком, грю! — продолжал Йоська, не вынимая правой руки из кармана. — Шо молчишь, барчук? Язык проглотил? Ты мне должен, забыл? Через тебя ни за што, ни про што нагайкой отхватил!..

Пока Йоськина свита не успела перекрыть Феде все пути к отступлению, ещё можно было бежать, но «Солоновы не бегают». Вот почему-то Федя твёрдо знал, что нет, бежать нельзя.

Можно было упасть на колени и просить пощады — как тот гимназист Филиппов, о котором рассказывала Лизавета, но «Солоновы не стоят на коленях».

«Если тебя окружили», — наставлял папа, — «постарайся сбить с ног крайнего, тем самым открыв себе дорогу…»

Нет. Не побегу.

— А он, Йось, обделался, поди! — загоготал конопатый парнишка примерно одних лет с Федей. — Ты, зассыха! Карманы выворачивай!

— Фи, как некультурно, Утюг! Так только бандиты с большой дороги выражаются! — Йоська наморщил нос. — Пусть сперва прощения попросит. Как тот жирняга. Помните, как плакал да в ногах валялся?.. А потом…

— А потом уже карманы! — пискнул самый мелкий шкет. Ему на вид было лет восемь, и уж его-то куда более рослый и крепкий Федя бы свалил, однако пацаненок предусмотрительно прыгал у Бешеного за спиной.

— А потом уже карманы, — согласился Йоська. — Ну, давай, барчук! На коленки встал, быстренько!..

«Солоновы не встают на колени».

Федя не знал, откуда это явилось, оно просто было, и заполнило его всего горячей, кипящей волной.

«Солоновы не встают на колени!»

А если драка неизбежна, то бить надо первым. Это Федор отлично усвоил ещё в Елисаветинске.