— У него армия, а у нас в столице небоеспособный тыловой гарнизон да Кронштадт, который уже никому не подчиняется...
— Этого генерала Романова надо убирать из Ставки, пока не поздно.
— Он решительнее своего брата-полковника будет. Как бы не быть беде свободной России, демократии...
Уже на следующий день после злополучного первого приказа в Ставку телеграфной строкой пришло из Петрограда решение Временного правительства. Телеграмма была подписана премьером князем Львовым. Правительство уведомляло великого князя Николая Николаевича-младшего о нежелательности его дальнейшего пребывания на посту Верховного главнокомандующего России.
Разобиженный до глубины души Верховный поспешил в кабинет начальника своего штаба.
— Читайте, Михаил Васильевич! Мне эти временные министры предлагают покинуть Могилёв.
— Но здесь, Николай Николаевич, нет прямого приказа о вашей отставке.
— А его сегодня и не надо. Главное высказать из столицы своё нежелание. Вот вам и приказ об отставке.
— Не волнуйтесь, Николай Николаевич. Надо отправить запрос на имя князя Львова.
— Ничего не надо. Я сегодня же покидаю Ставку.
— А кто же останется за Верховного?
— Командование я сдаю лично вам, Михаил Васильевич. Больше некому. Сдаю немедленно...
Глубоко оскорблённый великий князь удалился в своё крымское поместье. В последнем приказе за своей подписью Николай Николаевич-младший призывал войска оставаться верными Родине и её новому правительству.
Сразу же после отъезда великого князя из Могилёва генерал Алексеев известил о случившемся официальный Петроград. Телеграмма из Ставки адресовалась лично князю Львову, как главе нового кабинета министров. Тот сразу же позвонил в Ставку:
— Михаил Васильевич, я хочу вас озадачить от имени правительства. Свяжитесь, как можно скорее, с великим князем Николаем Николаевичем и постарайтесь, как можно вежливее, объяснить причину его отставки.
— Будет исполнено, Георгий Евгеньевич. Но думаю, что великий князь, как человек понятливый, уже сам всё осознал.
— Но он, как я знаю, человек обидчивый.
— Не надо тревожиться. Обижаться ему не позволит всем нам известная семейная гордость.
— Но всё же он может возмутиться против решения Временного правительства.
— Не возмутится, господин министр. Это я могу сказать вам абсолютно точно.
— Интересно, почему?
— Потому что генерал Николай Николаевич Романов по своей воле несколько дней назад принёс присягу Временному правительству.
— Присяге можно изменить. Или забыть про неё, когда решается не в самую лучшую сторону твоя судьба.
— Бывший Верховный главнокомандующий России, уважаемый Георгий Евгеньевич, человек воинского долга и чести...
Временному правительству пришлось второй раз за несколько последних дней решать вопрос о Верховном главнокомандующем. После недолгих колебаний оно остановило свой выбор на генерале от инфантерии Алексееве. За него высказался князь Львов и единственный министр из социалистов Керенский. «Временным» начальник штаба Ставки импонировал прежде всего тем, что не «рвался» к кормилам государственной власти.
Но против была такая сильная «февральская личность», как глава Временного комитета Государственной думы Родзянко. Ему Алексеев не нравился тем, что открыто не выступил против императора Николая II, словно желая в ходе Февральской революции остаться в тени решающих событий. Такое и вправду было.
Родзянко отправил князю Львову письмо, в котором начальнику штаба Ставки даётся самый нелестный отзыв. Михаила Васильевича, в частности, председатель российского парламента обвинял в «тайном монархизме». Для тех дней это было серьёзнейшее обвинение: а вдруг низложенный император вздумает вернуться на престол? И где тогда будет армия, если во главе её окажется генерал Алексеев?
Письмо было отправлено 18 марта, а уже утром следующего дня Временный комитет Государственной думы рассмотрел вопрос о новом Верховном главнокомандующем. В постановлении, написанном под диктовку Родзянко, говорилось: