Алексей Баталов

Это эпизод, который в киноведческой литературе всего мира известен как эпизод смерти Бориса из кинофильма «Летят журавли». Эти кадры обошли все синематеки мира, они являются почти что центром и гордостью кинематографических хранилищ во всем мире и, в общем-то, их видели и запомнили люди всего мира. Среди этих людей попался каким-то случаем и я. Мне было тогда, наверное, лет тринадцать, в 1957 году. С арифметикой у меня плохо, я считать не буду, помню, что я был тогда в юношеском образе. Прогуливал школу, было холодно, забрел в кинотеатр. Народу было немного, потому что был утренний сеанс, было совсем мало денег, я заплатил, по-моему, тридцать копеек и сел отогреваться, смотреть фильм «Летят журавли». Я увидел смерть Бориса и дальше сидел, открыв рот. Эти кадры сняли три воистину великих человека: это был гениальный оператор Сергей Павлович Урусевский, совершенно выдающийся режиссер Михаил Константинович Калатозов и великий русский актер Алексей Владимирович Баталов. Странное было ощущение от того, когда я посмотрел эти кадры. Какая-то удивительная тяга и жуткое желание, чтобы и меня как-нибудь так же убили. Мне было ужасно жутко и весело от осознания того, что можно таким же образом прожить жизнь, как прожил ее Борис в картине Калатозова, и вот так же неглупо умереть. Не так, чтобы тебя прикончил бандит из соседнего двора или банка за какие-то пятьсот долларов, а вот так, оказывается, можно умереть с чувством жалости того, что ты теряешь этот мир и с тобой прощается твоя Родина — извините за пафос, но действительно так. Твоя Родина! Эти крутящиеся березы и дорогие тебе люди, и ты вот в эту секунду обретаешь какую-то вечность в соответствии со всеми христианскими канонами. И вот это приближение вечности и какая-то исключительная красота и покой одновременно вместе с печалью и горечью. Вот они и составляли тот исключительно сложный химический состав чувства, который передавался всем и каждому по всему белому свету.

Летят журавли

Я очень хорошо понимаю, как выл от восторга зрительный зал в Каннах, когда он это увидел. Я очень хорошо понимаю, как уже немолодой и очень горделивый художник Пабло Пикассо вдруг почувствовал свою малость рядом с величием того, что увидел. Малость и желание познакомиться с этими людьми, которые своими руками спаяли все это. Это очень понятно, потому что всем людям на белом свете необходимо это чувство недаром прожитой жизни и какой-то неслучайной и великолепной собственной гибели в конечном итоге.

Удивительное было чувство… Алексея Владимировича Баталова уже хорошо знали. Я был, конечно, в то время абсолютный болван, ну ленинградский пионер-подросток, хотел быть подводником и носить кожаный реглан, через перископ отслеживая суда противника, точно посылать торпеду, и чтоб на моих глазах все погружалось в пучину вод. Тем не менее Баталова я уже знал. Потому что Баталов уже появился в картине Иосифа Ефимовича Хейфица, и нормальный массовый советский зритель, который нормально ходит в кинотеатр и не очень-то задумывается о вечности, его также знал. Это был фильм «Большая семья», который был снят по роману Кочетова, который был большим «Прохановым» того времени и был очень большой сторонник трудовых людей, которые являются действительно солью жизни и которые действительно создают все то своими руками, чем мы все довольно бездумно и довольно нахально пользуемся, в общем-то, не понимая, откуда что взялось. Кажется, что корабли никем не построены, они вроде как от сотворения мира бороздят океаны, которые тоже существуют с момента сотворения мира. Но их кто-то делает с нуля, и это было повествование о тех людях, которые делают корабли с нуля. Корабли эти потом ходят десятилетиями и даже иногда носят имена своих создателей, опять-таки не в высоком смысле слова людей, которые продумали и осуществили все инженерные расчеты, какие-то великие инженерные сочинения, рабочих людей, которые это все сделали.

Большая семья

И вот там появился Алексей Владимирович Баталов, который с удивительной естественностью, простотой и ясностью показал, создал такую жизнь на экране. И люди полюбили этого очень молодого тогда человека, который вдруг появился на экране, он показал всем понятие того, что такое рабочий класс.

* * *

И по тем временам это была страшная идеологическая акция. Потому что мы строили целый мир и целое будущее в пользу трудового рабочего человека. И вот вместо некой пафосной дури по поводу того, что в рабочих руках у нас все, мы увидели, что рабочие руки это не что-то такое отдельное абстрактное и к жизни имеющее мало отношения, а эти замечательные рабочие руки приделаны к замечательной умной голове, к замечательной веселой улыбке, к замечательно нежно глядящим на мир глазам и замечательно естественному человеку. Исключительно естественному человеку.

* * *