Алексей Ботян

В Берлине существовало Представительство КГБ при МГБ ГДР (в разные годы оно называлось по-разному). В его состав входило несколько отделов, в которых проходили службу порядка трёхсот человек.

Года через два после приезда Ботяна в Германию Представительство возглавил генерал Иван Анисимович Фа-дейкин (1917–1979), очень толковый начальник и вообще легендарный человек. Судите сами: ровесник Алексея Николаевича и даже на полгода его младше, он, журналист по профессии, начал Великую Отечественную войну заместителем начальника политотдела стрелковой дивизии, а закончил в должности комдива. В 1949 году, после Военной академии имени М. В. Фрунзе, полковник Фадейкин был направлен в Высшую разведывательную школу Комитета информации, по окончании которой сначала служил во внешней разведке, а затем был переведён в военную контрразведку и возглавлял её — 3-є Управление КГБ при СМ СССР — с февраля 1963-го по февраль 1966 года, после чего был направлен в ГДР.

«Фадейкин — толковый мужик, жаль, что он так рано умер! — помнится, искренне сожалел Ботян. — У нас хорошие результаты были. И сама работа была интересная…»

Отделом, в котором он тогда служил, руководил Мариус Арамович Юзбашян[107]. С Алексеем Николаевичем его сблизило, во-первых, то, что в 1944–1945 годах он также находился за линией фронта, был заместителем командира партизанского отряда. Точнее — оперативной группы. Потом работал в территориальных органах госбезопасности, после чего приехал в представительство и в 1967 году возглавил отдел. Во-вторых, Юзбашяна и Ботяна сдружило то, что оба они были просто отчаянными волейболистами.

«Мы как-то очень сильно сблизились благодаря спорту, — вспоминает Михаил Петрович. — Волейбольную нашу команду возглавлял Мариус Арамович. Коллектив у нас был сильный, который, в том числе, участвовал и в соревнованиях с “друзьями”, то есть с сотрудниками немецких спецслужб. Мы то в Дрезден ездили, то в Лейпциг, то здесь, в Берлине, время от времени играли. Было правило: каждую среду хоть умри, но… Если ты начальнику отдела говоришь, что не можешь пойти на волейбол, потому что занят по работе, то он говорил: “Как же ты планируешь свою работу, если знаешь, что в среду у нас волейбол?”».

Говорят, что Юзбашян здорово «подыгрывал» Ботяну — не на волейбольной площадке, а в службе. Ну и что плохого? Думается, он был этого достоин. И вообще, о работе разведчика, особенно — о её результатах, судить очень сложно.

Герой Советского Союза Эвальд Григорьевич Козлов говорил так:

«В нашем деле задавать лишние вопросы было просто неприлично. И обстановка конспирации была жёсткая: когда ты приходишь в кабинет к своему другу-товарищу, то он обязательно закроет папку с документами, с которыми работал. Но всё воспринималось как должное…»

Это понятно: никто в нашей жизни не застрахован от предательства, от измены и вообще от каких-то чрезвычайных обстоятельств, вплоть до нелепой случайности.

Между тем чрезвычайные обстоятельства не заставили себя ждать.

Вот что писал в своих воспоминаниях Маркус Вольф:

«1968 год был отмечен в США, во Франции и в Федеративной республике кульминацией студенческих волнений и движений протеста…

В начале 1968 года студенческие волнения в странах Запада приняли драматические формы. Это занимало моё внимание гораздо сильнее, нежели события у наших восточных и западных соседей, поэтому я и осознал критическое обострение ситуации в Чехословакии относительно поздно.

Годом раньше, во время государственного визита шаха Реза Пехлеви в Западный Берлин, полицейским был убит западногерманский студент Бенно Онезорг[108], что вызвало волну возмущений в тамошних университетах. Едва она спала, как весной 1968 года неонацист совершил покуше-ниє на одного из лидеров внепарламентской оппозиции Руди Дучке, и за этим последовали новые волнения.

Восстание студентов во Франции дошло до уличных боёв с полицией. Профсоюзы объявили забастовку солидарности, имевшую следствием массовое стачечное движение. Рабочие и студенты занимали предприятия.

Для целого поколения события 1968 года являются историческим рубежом. Протест против дальнейшей эскалации вьетнамской войны перерос в выступления против существующих властей. Движение протеста в Федеративной республике вылилось в политическое противоборство с целью воспрепятствовать принятию бундестагом чрезвычайных законов…»^{180}

Примерно такую же оценку обстановки дал и Герой Советского Союза генерал-майор Геннадий Николаевич Зайцев, легендарный (ну никуда от этого слова не деться, ибо речь идёт именно о таких людях, так что даже повторим его в одном предложении дважды!) командир легендарной группы «Альфа»:

«То был год, когда в разделённом Вьетнаме американцы пытались любой ценой добиться коренного перелома в затянувшейся войне, используя всю мощь своей армии, включая напалм, — однако им это, как известно, не удалось.