Алексей Гаврилович Венецианов

Очень близка по духу «Девушке с бурачком» «Девочка с котенком». Полудитя-полудевушка, ровесница героини из пастельного варианта «Жницы», она противоположна ей по складу характера. Нежная, мечтательная, та запечатлена художником во всей зыбкости несложившегося характера; она вся во владении той поры зари жизни, когда человеческая душа еще только ищет себя. Девочка, нежно прижимающая к себе котенка, — уже человек сложившийся, определившийся в каких-то главных чертах. Сколько сосредоточенности, сколько спокойного взрослого внимания в ее взгляде, сколько оберегающей нежности в ее твердой руке, обнимающей этого жалкого, некрасивенького, беспородного, кажется, отринутого и людьми, и себе подобными существа, словно ищущего тепла и защиты у мудрого, сильного, старшего перед лицом природы своего собрата — человека. И сама девочка некрасива. Нескладная угловатость подростка еще не сменилась в ее физическом облике статью юности, развитие души в ней как бы далеко опередило развитие тела.

Находя для каждого характера всякий раз новые оттенки художественного языка, ища все новых комбинаций пластических приемов, Венецианов в пору расцвета вместе с тем сохраняет удивительную цельность, единство творческого метода. Равно означающие вершину его творчества работы, и композиционные картины и портреты, являют поэтому в сумме нечто неразрывно целое, воспринимаются как главы единого повествования. У большинства современных ему художников в зависимости от темы, от жанра — сюжетная картина или портрет — нередко меняется не только манера, но и сам метод. Александр Иванов предстает перед нами совсем иным, когда после «Явления Христа народу» мы рассматриваем его замечательные этюды к картине, живописно-пластическая глубина которых до конца не постигнута даже сегодня, или его жанровые сцены, или цикл библейских эскизов. У Карла Брюллова мы тщетно стали бы искать портрет, который мог бы войти без изменений в какую-либо из его картин и зажить там естественной жизнью. И не только потому, что в портретах представлены его современники, люди первой половины XIX века, а картины посвящены событиям далекой истории. Единственное исключение составляют некоторые образы «Помпеи», в основу которых были положены портретные черты Самойловой, атлета Марини и самого художника. Суть в том, что его портреты, особенно второго петербургского периода, написаны преимущественно на основе реалистических принципов, картины же несут отпечаток канонов академизма. У Венецианова деревенские сцены и портреты сделаны в одном ключе, так что жницу мы с полной естественностью могли бы представить себе героиней картины «На пашне», а «Пелагея» могла бы стать одной из героинь «Сенокоса», «Параня со Сливнева» органически влилась бы в композицию «Крестьянские дети в поле», а «Захарка» или «Крестьянин» 1825 года могли бы оказаться в числе крестьян, работающих в «Гумне». Это единство придает наследию Венецианова особенную вескость, внушительность.

Венециановскому складу души чистый, лирический мир женщины, женщины-матери, женщины-работницы, женщины-хранительницы домашнего очага широко открыт и очень близок. Главные героини всех его лучших картин поры расцвета, за исключением «Гумна», — женщины. По удачному высказыванию советского исследователя М. Алпатова, муза Пушкина являлась ему в образе уездной барышни Татьяны. Муза Венецианова приняла облик русской крестьянской девушки. Руки венециановских женщин почти во всех без исключения картинах заняты каким-то делом: они теребят лен, очищают свеклу, они боронят и жнут, с привычной сноровкой держат серп, грабли, косу, они бережно обнимают детей, ласково оберегают первый шаг своего дитяти, кормят телят, процеживают молоко, сбивают масло.

Однако действие везде показано очень тактично, ненавязчиво. Художника в первую очередь интересует сам человек со всеми нюансами душевной жизни. И все же вне ежедневной работы (сама правда жизни диктовала ему это условие) он не может представить себе — и нам — своих героинь. Труд в его картинах не воспринимается как насилие над человеком, человеческий труд в его представлении, даже подневольный, — это некое естественное продолжение жизни земли, своего рода жизнедеятельности природы. Его женщины, его девушки умеют творить тяжелую крестьянскую работу со сноровкой и изяществом повязывающего голову античного Диодумена или очищающего свое тело Апоксиомена. Он воспевает радость, красоту труда. Венецианов верит в очистительную силу благодетельной привычки человека к труду. Он верит, что труд возвышает человека, ведет к самоусовершенствованию личности. И природа в его картинах выступает как объект приложения рук человеческих, рукотворной деятельности. Труд в его представлении — то ничем не заменимое звено, которое нерасторжимо связывает человека с землей, с природой. Он сам всю свою жизнь неустанно трудился, трудился как живописец, как учитель, как рачительный сельский хозяин. Его руки тоже никогда не знали праздности. Собственная жизнь Венецианова могла бы стать в этом смысле одной из тем его творчества…