Алексей Каренин

Каренин моргает, пытаясь вспомнить, что он себе позволил.

АННА. Вы зашли слишком далеко в своих подозрениях. Вы не должны были вмешивать Сережу в это дело. Но теперь сделано, и я вынуждена просить вас перевезти меня на дачу. Вместе с Сережей.

КАРЕНИН. Анна…

АННА. Полагаю, это принесет облегчение всем.

КАРЕНИН. Я одно спросил… хороша ли няня у княгини…

АННА. Вы не одно это спросили. И вы сами знаете, что вы спросили. Это дурно пытать мальчика подобным.

КАРЕНИН. Няня пахла луком… он сказал…

АННА. Алексей Александрович, вы смешны в своих оправданиях. Я хочу ехать сегодня. Вы устроите?

КАРЕНИН. Анна…

АННА. Со своей стороны вы сможете видеть нас когда угодно. Это подойдет?

КАРЕНИН. Я одно спросил, клянусь. А он и давай рассказывать…

АННА. Алексей Александрович, побойся бога клеветать на ребенка.

КАРЕНИН. Клянусь…

АННА. Ты устроишь наш отъезд?

КАРЕНИН. Я больше не стану этого…

АННА. Полагаю, здесь необходимо кончить. Мы уезжаем сегодня.

Решительно вышла из спальни. Каренин откинул одеяло. Он в одежде и даже в обуви. Недоуменно смотрит на себя, садится. Снимает ботинки…

КАРЕНИН. Да что же это…

Подскакивает, босиком идет в коридор, видит Сережу с деревянной лошадкой в руках. Сережа вжимается в стену. Каренин смотрит на него как на соперника. Анна выходит из комнаты.

АННА. Щипать станете, Алексей Александрович? Щипите!

КАРЕНИН (вдруг, решительно). Не стану. Я только одного прошу. Раз все приобрело такие краски. Я прошу вас держаться рамок приличия и не позволять злым языкам чернить мое и ваше имя. Я даю вам свое согласие на ваш отъезд только с этим условием. Вы мне обещаете?

АННА. Обещаю.

КАРЕНИН. Я распоряжусь по вашему отъезду.

АННА. Благодарю вас.

Каренин, не взглянув на Сережу, разворачивается и уходит в спальню. Там он переодевается в ночное и ложится под одеяло. Долго смотрит в потолок. Накрывается с головой.

Глава 8

Ночь. Каренин со свечей идет по коридору. Он в одних штанах и слегка пьян. Заходит в спальню, берет с тумбы толстую книгу. Сидя читает, тыча свечой почти в самые страницы. Вдруг начинает читать вслух. Коряво, нескладно, почти по-детски.

КАРЕНИН. «Он не знал, поздно ли, рано ли. Свечи уже все догорали. Долли только что была в кабинете и предложила доктору прилечь. Левин сидел, слушая рассказы доктора о шарлатане магнетизере, и смотрел на пепел его папироски. Был период отдыха, и он забылся. Он совершенно забыл о том, что происходило теперь. Он слушал рассказ доктора и понимал его. Вдруг раздался крик, ни на что не похожий. Крик был так страшен, что Левин даже не вскочил, но, не переводя дыхания, испуганно-вопросительно посмотрел на доктора. Доктор склонил голову набок, прислушиваясь, и одобрительно улыбнулся. Все было так необыкновенно, что уж ничто не поражало Левина. „Верно, так надо“, — подумал он и продолжал сидеть. Чей это был крик? Он вскочил, на цыпочках вбежал в спальню, обошел Лизавету Петровну, княгиню и стал на свое место, у изголовья. Крик затих, но что-то переменилось теперь. Что — он не видел и не понимал и не хотел видеть и понимать. Но он видел это по лицу Лизаветы Петровны: лицо Лизаветы Петровны было строго и бледно и все так же решительно, хотя челюсти ее немного подрагивали и глаза ее были пристально устремлены на Кити. Воспаленное, измученное лицо Кити с прилипшею к потному лицу прядью волос было обращено к нему и искало его взгляда. Поднятые руки просили его рук. Схватив потными руками его холодные руки, она стала прижимать их к своему лицу.

— Не уходи, не уходи! Я не боюсь, я не боюсь! — быстро говорила она. — Мама, возьмите сережки. Они мне мешают. Ты не боишься? Скоро, скоро, Лизавета Петровна…

Она говорила быстро, быстро и хотела улыбнуться. Но вдруг лицо ее исказилось, она оттолкнула его от себя.

— Нет, это ужасно! Я умру, умру! Поди, поди! — закричала она, и опять послышался тот же ни на что не похожий крик.

Левин схватился за голову и выбежал из комнаты.

— Ничего, ничего, все хорошо! — проговорила ему вслед Долли.