Алексей Константинович Толстой

«Когда мы уже всё дописали, мы не знали, каким псевдонимом подписать эту общую нашу пьесу. Служил тогда у нас камердинером Кузьма Фролов, прекрасный старик, мы все его очень любили. Вот мы с братом Владимиром и говорим ему: „Знаешь что, Кузьма, мы написали книжку, а ты дай нам для этой книжки своё имя, как будто ты её сочинил… А всё, что мы выручим от продажи этой книжки, мы отдадим тебе“. Он согласился. „Что ж, говорит, я, пожалуй, согласен, если вы так очень желаете… А только, говорит, дозвольте вас, господа, спросить: книга-то умная аль нет?“ Мы все так и прыснули со смеха. „О нет! говорим: книга глупая, преглупая“. Смотрим, наш Кузьма нахмурился. „А, коли, говорит, книга глупая, так я, говорит, не желаю, чтобы моё имя под ей было подписано. Не надо мне, говорит, и денег ваших…“ А? Как вам это понравится? Когда брат Алексей (гр. А. Толстой) услыхал этот ответ Кузьмы, так он чуть не умер от хохота и подарил ему 50 рублей. „На, говорит, это тебе за остроумие“. Ну, вот мы тогда втроём и порешили взять себе псевдоним не Кузьмы Фролова, а Кузьмы Пруткова. С тех пор мы и начали писать всякие шутки, стишки, афоризмы под одним общим псевдонимом Кузьмы Пруткова. Вот вам и происхождение нашего псевдонима»[33].

С первого взгляда кажется, что это просто «литературное предание». Так, не вполне понятно: почему, если была написана пьеса, далее речь идёт о книге. (Можно предположить, что у «прутковцев» уже были далекоидущие планы.) Однако Кузьма Фролов — реальное лицо. Он упоминается в дневнике Алексея Жемчужникова. Кроме того, в известных лишь фрагментарно мемуарах Софьи Хитрово, племянницы Софьи Андреевны Толстой, об этом старом камердинере, вместе с Владимиром Жемчужниковым гостившем зимой 1865 года в Красном Роге, говорится именно как о Кузьме Пруткове[34].

«Фантазия» была скоропалительно создана в декабре 1850 года. 23 декабря пьеса была представлена в дирекцию императорских театров, 29-го одобрена цензурой, передана режиссёру Куликову и 8 января следующего года поставлена на сцене. По нынешним временам — головокружительные темпы!

Представление закончилось скандалом. Присутствующий в театре Николай I, едва на сцене начали бегать собаки, демонстративно поднялся с места и уехал. При выходе изложи он сказал директору императорских театров А. М. Гедеонову, что подобной чепухи он никогда ранее не видел, хотя ему и пришлось сталкиваться с множеством глупостей. После ухода императора в зрительном зале поднялся гвалт. Положение спас любимец публики Александр Мартынов[35], произнёсший заключительный монолог (кстати, присутствовавшие приняли его за актёрскую импровизацию и проводили Мартынова аплодисментами). Как бы то ни было, «Фантазия» была сразу же изъята из репертуара.

Спустя более тридцати лет Алексей Жемчужников рассказывал о произошедшем в своём дневнике: «Государь Николай Павлович был на первом представлении „Фантазии“, написанной Алексеем Толстым и мною. Эта пьеса шла в бенефис Максимова. Ни Толстой, ни я в театре не были. В этот вечер был какой-то бал, на который мы оба были приглашены и на котором быть следовало. В театре были: мать Толстого и мой отец с моими братьями. Воротясь с бала и любопытствуя знать: как прошла наша пьеса, я разбудил брата Льва и спросил его об этом. Он ответил, что пьесу публика ошикала и что государь в то время, когда собаки бегали по сцене во время грозы, встал со своего места и уехал из театра. Услышавши это, я сейчас же написал письмо режиссёру Куликову, что, узнав о неуспехе нашей пьесы, я прошу его снять её с афиши и что я уверен в согласии с моим мнением графа Толстого, хотя и обращаюсь к нему с моей просьбою без предварительного с гр. Толстым совещания. Это письмо я отдал Кузьме, прося снести его завтра пораньше к Куликову. На другой день я проснулся поздно, и ответ от Куликова был уже получен. Он был короток: „Пьеса ваша и гр. Толстого уже запрещена по Высочайшему повелению“»[36]. Обратим внимание, что и в этом рассказе фигурирует камердинер Кузьма Фролов.

Причин провала было множество. Прежде всего — плохая игра актёров, своих ролей не знавших и надеявшихся на суфлёра. Куликов был опытным режиссёром, но он считал «Фантазию» всего лишь пустяковым водевилем, какие десятками проходили через его руки; поэтому репетировали один-два раза, не более. Но главное, «Фантазия» оказалась злой и меткой, хотя и грубоватой, пародией на драматическую продукцию того времени, основанную на многочисленных нелепостях положений и лиц. В «Фантазии» всё было доведено до абсурда, хотя любое отдельно взятое явление повторяло то, что легко можно было отыскать в водевилях, имевших успех. Но театральная публика хотела видеть на сцене именно такие водевили, и поэтому пародия на них была обречена на негодующие свистки и шиканье.