Ясно, что таким образом они показывают Америку тем, кто будет определять политику в своих странах или так или иначе на нее влиять. Другое дело, что они никого не подкупают: они показывают, что у них есть хорошего, чем ты мог бы воспользоваться в интересах своей собственной страны. Но и ты получаешь возможность влиять на их политику и представления: осенью я поеду к ним на слет, и о России они будут узнавать от меня. Благодаря таким программам ты сам выходишь на глобальный уровень: теперь, чтобы узнать, что на самом деле происходит в Афганистане, я могу обратиться к директору крупнейшей афганской школы, и он меня просветит.
Главная их задача – это защита безопасности страны и безопасность их граждан по всему миру. Когда человек приезжает туда учиться, он может сам решить, несет Америка угрозу его стране или нет. На основе собственных наблюдений, а не пропаганды. И таким образом степень угрозы для США снижается. Естественно, есть конкуренция, есть национальные интересы, но это уже совершенно другое.
Посмотрев на это, я понял, что наша страна должна действовать точно так же. Мы должны везде посылать своих людей, звать всех сюда учиться, хотя бы тех, кому наше образование еще интересно. Экспериментальным путем американцы создали оптимальную модель, некий networking. Это люди, с которыми они могут вступать в контакт, которые их понимают. Это, конечно, не означает, что они завербовали себе агентов по всему миру. Нет такого, что они нажимают кнопку, и у меня здесь вещает громкоговоритель: ты должен сделать то-то и то-то!
В Йеле есть концепция, что через 20 лет в мире останется всего лишь несколько глобальных университетов – семь или десять. А все остальное станет местечковой самодеятельностью. Эти несколько университетов будут глобальными носителями мировых знаний. Йель хочет быть одним из этих университетов и поэтому всячески поддерживает процесс интернационализации. В нем они видят свою миссию. 40 лет назад там был лишь 1 % иностранных студентов, а сейчас их больше половины, причем за многих из них платит сам университет. И каждый американский студент в течение срока обучения минимум полгода проводит за границей, они интенсивно ездят по обменам, стажируются в других странах, очень распространено последипломное образование. Благодаря этому они остаются лидерами, они актуальны, в то время как мы превратились в провинцию.
Ведь в чем проблема провинции – не выезжая из нее, ты не понимаешь, насколько провинциален. Нет ничего страшного в том, чтобы быть провинцией и даже быть неконкурентоспособным, если тебя все устраивает и не волнует, что происходит вокруг. Но нас-то как раз очень волнует, мы хотим быть не хуже других, у нас есть амбиции. Нет ничего смешнее амбиций, не подкрепленных ничем, кроме самомнения. А именно это сегодня лучше всего характеризует нашу систему гуманитарного образования.
К ним приезжают лучшие профессора, читают лекции, а потом уезжают обратно. Они не крадут знания, сейчас их невозможно украсть. Но можно создать стратегию, при которой максимальный объем этих знаний будет концентрироваться именно у тебя. Вот этим они и занимаются. Мы с нашей нефтью сейчас достаточно богаты, чтобы делать то же самое. Только нужно этим по-настоящему заняться. Другого пути нет. Сейчас ровно так же уезжают, только никто уже не возвращается. Весь Йель заполонен китайцами. В Америке огромное число китайских студентов. У нас этого нет, они все считались бы шпионами. В Китае 13 % членов политбюро Коммунистической партии училось в Америке. Они ежегодно десятки тысяч человек, тех, кто смог поступить, отправляют в лучшие университеты. Кто-то остается, кто-то возвращается, сейчас людей уже нельзя контролировать. Но это целенаправленная государственная политика. Таким образом, они из развитых стран высасывают знания.