Уникальное по-своему здание института украсило главный проспект Тбилиси, названный в честь поэта Шота Руставели. А в 2007 году здание было продано под фешенебельную гостиницу, что подразумевало его серьезную перестройку, если можно так выразиться, потерю лица. Жаль, что Тбилиси лишился одной из интереснейших своих достопримечательностей — оно было отнюдь не чужеродным здесь.
Итогом большой работы Щусева стал в 1940 году и выход книги, целиком посвященной этому проекту. В этой книге есть такая фраза: «Товарищ Берия лично контролировал строительство…» А годом ранее, 18 апреля 1939 года, Щусев пишет Берии: «Лаврентий Павлович, считаю необходимым довести до Вашего сведения нижеследующее. Издательство Академии архитектуры поручило мне написать статью с иллюстрациями об институте ИМЭЛ в Тбилиси. Здание это сооружалось по Вашей инициативе и под Вашим руководством…»[290] Кто бы сомневался…
Неудивительно, что в 1941-м за этот проект Щусев — среди самых первых лауреатов — получил Сталинскую премию 1-й степени. Резонанс от возможного получения этой недавно учрежденной награды был большим. И борьба за премии развернулась нешуточная. Евгений Лансере отметил: «Очень холодные, по времени года, дни. Разговоры о премиях. По нашему разделу не оспаривают Нестерова и Щусева»[291]. Михаил Васильевич удостоился премии на портрет академика Ивана Павлова. Размер премии первой степени составил 100 тысяч рублей, вместе с Щусевым ее получили Дмитрий Чечулин за проекты станций московского метро «Киевская» и «Комсомольская площадь» и Владимир Заболотный за проект здания Верховного Совета УССР в Киеве. Щусев был очень доволен наградой, все-таки это свидетельствовало об отсутствии каких-либо претензий к нему со стороны главного учредителя премии.
Следует также сказать, что еще в 1933 году Алексей Викторович работал над проектом Института Сталина для Тбилиси. Он задумал украсить здание института статуей Сталина — за что он сам критиковал Иофана, когда тот взгромоздил памятник Ленину на Дворец Советов. Фигуру вождя и учителя «набросал» ему Евгений Лансере. По замыслу Щусева высота скульптуры должна была достигать 12 метров. Лансере расценил эту идею как «обожествление героя и живущего». Ему даже вспомнился римский император Октавиан Август. Было это 8 июня 1933 года.
В тот день Щусев также высказался, «что деревню уже сломили, что с колхозами дело наладится, и что обилие всего будет снова…». Поразился Лансере и тому, что Щусев «успевает много читать — и память есть, а я все прочитанное забываю…». Хорошо разбирался Алексей Викторович и в современной литературе, хвалил ее. Что касается колхозов, то среди его многочисленных статей мне встретилась и такая — «Радостные колхозные хаты». На все хватало архитектора № 1…
Успех и получение Сталинской премии и предвосхитило уже другую работу Щусева — на Лубянке. Кстати говоря, в отделке этого здания также использовались строительные материалы грузинского происхождения, в частности болнисский туф редкой расцветки.
Щусев изначально планировал существенным образом преобразить и саму Лубянскую площадь, которая должна была вобрать в себя громадную аллею Ильича, идущую через всю Москву к Дворцу Советов на Волхонке: «Здание как бы начинает магистраль. Другие стороны площади будут также застроены новыми сооружениями. На месте устаревшего пассажа возникнет новый административный дворец. Политехнический музей откроется на площадь новой улицей, которая образуется после снесений старых зданий. Входы в метро украсятся могучими колоннадами. Посреди площади будет установлен памятник Феликсу Дзержинскому. Это будет стройная и строгая площадь, напоминающая своим обликом площади Ленинграда».
Что касается здания Президиума Академии наук, то его проект останется на бумаге — Сталину он не понравится. В середине июля 1949 года на прием к вождю придет глава Академии наук СССР Сергей Вавилов: «Разговор длился около 1½ часа, об Академии и Энциклопедии. Встретил довольно строго, без улыбки, провожал с улыбкой. Неприятные слова пришлось слышать о геологах, сказано было, что по словам министров Академия „шалит“ и ничего не дает. Передал я более 15 бумаг. Не одобрил И. В. Сталин и „лебединую песнь“ Щусева, проект Главного Здания»[292]. Но Щусев этого уже не узнает — он уйдет из жизни двумя месяцами ранее.