Правда, поначалу Бенуа воспринял щусевский проект в штыки: «Утром в Третьяковскую галерею по зову Грабаря, который предлагает мне „феноменальный“, по его мнению, заказ: одну из декоративных картин строящегося Казанского вокзала, а также наблюдать за другими живописными работами в том же зале. Но все же какая это мерзость, которую собирается строить Щусев и от которой этот тупой Грабарь в восторге, считая эту жалкую ерунду — московским барокко. Не знаю, как быть? С одной стороны, пора бы выступить с чем-либо крупным, с другой — участвовать в таком деле под дирижерством такого безвкусного человека, как Щусев, довольно стыдно. Сегодня ездил к Щусеву знакомиться с состоянием дел»[120]
. В итоге, как мы понимаем, пришлось «участвовать».И потому 14 сентября 1914 года в письме Николаю фон Мекку тон уже иной: «Прошу вас передать дорогому Александру Владимировичу Щусеву мой сердечный привет. Очевидно, что, следуя зову души, он весь ушел в работу над композицией страждущих на Куликовском поле, и, возможно, что я не застану его в Москве?» Щусев все же оказался в Москве — и уже 18 сентября Бенуа повез ему показывать эскизы стенной росписи зала вокзального ресторана.
Алексей Викторович ценил способности Александра Николаевича, что не мог не почувствовать последний. 26 января 1915 года он описывает в дневнике завтрак у Щусева, где был и Кустодиев: «Сегодня я примирился со Щусевым. Он собирается издать по-русски Витрувия, пользуясь изданным Палладио с комментариями Барбаро. И это очень почетно. Затем он ухаживает за мной, прямо трепещет, как бы меня не спугнуть. Не прочь даже пригласить Петрова-Водкина по моему желанию»[121]
. Не преувеличил ли Бенуа? Как-то не похоже на Щусева: «Трепещет»…Иронически описывает Александр Бенуа и общение с заказчиками: «Вчера состоялись смотрины наших этюдов (для Казанского вокзала). Прибыли их высочество граф фон Мекк с супругой и дочкой в мастерскую Щусева, и художники были удостоены высочайшего благоволения…»[122]
Смотрины удались.Александр Бенуа о «румынском» лукавстве Щусева
Фон Мекки (дядя и племянник) приглашали художников по своему вкусу, с чем Щусеву приходилось считаться. Так, для росписи зала ожидания первого класса они позвали князя Сергея Щербатова, даже не имевшего профессионального образования, но бравшего уроки живописи у Игоря Грабаря и Леонида Пастернака. Вот что он рассказывает:
«Мой друг Воля Мекк (В. В. фон Мекк. —
— Знаешь что, Сережа, — сказал он, зайдя ко мне. — Я хочу сделать тебе очень интересное предложение: правление Московско-Казанской ж. д. решило через меня обратиться к тебе с просьбой взяться за исполнение росписи Казанского вокзала. Не пугайся, если я скажу тебе, что имеется в виду тебе предоставить роспись первого класса, то есть, как видишь, главного зала. Нужно исполнить пять панно с сюжетами и, не скрою, больших размеров, 3 ½ на 2 ½ саженей каждое, и декорировать плафон. Тебе дается полная свобода для твоей творческой фантазии, в которую я верю. Ты представь проекты, макет и, если они, во что я хочу верить, будут интересны, то с Богом! Обдумай и ответь мне на этой неделе. Теперь распределяются заказы на декоративные. Конечно, я был немало ошеломлен. Большая ответственность меня пугала, оказанное мне доверие было мне приятно и подобная задача не могла не заинтересовать меня.
Как я уже сказал, внутренние декорации должны были быть исполнены также в разных стилях и долженствовали быть поручены художникам, могущим наиболее ярко представить тот или другой стиль в своем творчестве согласно предрасположению и таланту каждого.