Алексей Щусев. Архитектор № 1

Обнародованные эскизы ясно показывают, насколько серьезно подошел маститый академик архитектуры к этому, казалось бы, проходному эпизоду в его биографии. Точно, красочно и с большим изяществом придумал Алексей Викторович декорации и образы героев пьесы. Вот, например, застава старого Парижа из первого действия. Эскиз выполнен графитным карандашом с применением акварели, гуаши и золотой краски. Интересны и другие эскизы — «Особняк маркиза де Прель (Оргия)», «Подвал тетки Фрошар (Логово)», «Кабинет графа», «Домик Генриэтты», «Двор женской тюрьмы» и т. д.

Выразительны и эскизы костюмов главных героинь — Генриэтты и Луизы и прочих обитателей парижской бедноты — Марианны, Жака с его бандой, тетки Фрошар, Пикара и Луизы-нищей. Не менее ярко и глубоко выписаны костюмы представителей ненавистной восставшему французскому народу аристократии — графа и графини де Линьер.

В работе над сценографией Щусеву помогали весьма авторитетные люди в своей области — легендарный художник МХТ Владимир Симов и Иван Гремиславский, заведующий постановочной частью. Именно его фамилия и стоит на афише 1927 года после фамилии Щусева. Гремиславский оставил неизгладимый след в истории российского театра, организовав первую в стране сценическую экспериментальную лабораторию при МХАТе. Он же предложил впоследствии создать первый в СССР постановочный факультет при школе-студии им. Владимира Немировича-Данченко и сам его возглавил.

Как вспоминал режиссер Николай Горчаков, во время репетиции одной из сцен — «Оргии» — по просьбе Станиславского Щусев изменил оформление и «велел убрать все простенки павильона-гостиной в нашей прежней декорации. Расставил пилястры в виде колонн по всей сцене, соединив их занавесами, какие нашлись в театре, и изменил совершенно освещение», в результате чего «занавески „играли“ на просвет, и этим создавалось на сцене своеобразное сочетание света и цветных пятен. Все занавески шевелились, двигались, открывались и закрывались, что придавало им динамичность, а всей картине — некоторую таинственность».

Не менее плодотворно сотрудничали режиссер и художник и в другой сцене: «Декорация представляла часть узенькой парижской улички. Высокий каштан закрывал перспективу улицы. Три четверти сцены занимал фасад двухэтажного дома под черепичной крышей. От улицы дом был отделен невысокой оградой с калиткой в ней. По наружной стене дома шла лестница на второй этаж, в квартиру Генриэтты. По заданию Константина Сергеевича весь квадрат стены, обращенный к зрителю, на втором этаже был как бы условно „вынут“ А. В. Щусевым. В этом квадрате, как в большом окне, была видна зрителю вся комната».

Запомнились Николаю Горчакову и следующие красноречивые слова Станиславского: «У Алексея Викторовича не может не получиться то, что нам надо. Он слишком опытный художник, и грош цена нашим режиссерским замыслам, если мы с вами не сумели донести до художника свою мысль».

Традиционное и классическое решение пьесы и ее сценографии (когда артисты предстали на сцене в костюмах своей эпохи, а не в современных одеяниях) не стало театральным событием. По мнению ангажированных театральных критиков, таких, например, как Осаф Литовский (оставшийся в истории как гонитель Михаила Булгакова), спектакль не удался. Литовский и здесь высказался: «В итоге много старательной и тщательной работы потрачено на заведомо тяжелый и серый спектакль… Что же сказать о постановке? Все очень грамотно, чистенько, гладко и моментами не без живописности. Но и только. Работа художника была вполне „увязана“ с пьесой и постановкой». А вот зрителям спектакль понравился и просуществовал на сцене несколько лет, пережив 177 представлений. На этом первый и единственный опыт сотрудничества Щусева с Московским Художественном театром закончился. Алексей Викторович был более интересен его труппе по своей основной специальности.

Большой архитектор для Большого театра

А в Брюсовом переулке Щусев спроектировал и еще один дом для театральной элиты, где получили квартиры артисты и сотрудники Большого театра. Не было в Москве другого такого переулка, так густо заселенного так называемыми живыми легендами. Тут в какую сторону не погляди, непременно наткнешься на мемориальную доску, извещающую о том, что «В этом доме с такого-то по такой-то год жил народный артист СССР, выдающийся певец (танцовщик, дирижер, режиссер) имярек». И это притом что далеко не все жильцы этого переулка удостоились личной мемориальной доски — места бы на всех точно не хватило. Больше всего мемориальных досок на доме № 7, еще в середине прошлого века за ним прочно закрепилось название Головановского — по имени одного из самых известных и влиятельных его жителей Николая Семеновича Голованова, возглавлявшего здесь жилищный кооператив «имени Неждановой». А кто-то называет дом щусевским по фамилии автора проекта.