Алексей Ставницер. Начало. Восхождение. Вершина

К вечеру мы добрались до озера, которым и заканчивался Южный Иныльчек. Впервые за несколько недель жизни во льдах и снегах нам спать предстояло не просто на земле, это был лоскуток зеленой лужайки. Для ночевки у нас был навес на случай дождя, он же служил и постелью. Вообще-то, если бы не смертельная усталость, можно было полюбоваться озером, второго такого в мире нет. Его открыл в 1903 году немецкий исследователь и путешественник Готфрид Мерцбахер, его же именем оно и названо. Странное озеро. С айсбергами. Мерцбахер обнаружил его после неудачи с восхождением на Хан-Тенгри. Это нас с ним роднило…

Многоопытный альпинист и путешественник, оставивший свои следы и на Кавказе, и в Гималаях, и в Каракоруме, Мерцбахер тоже пытался взойти на вершину с Иныльчека. Через перевал Бьянкол он шел вдоль ледников Семенов и Мушкетов, но к Хан-Тенгри подобраться так и не сумел. Правда, в этих скитаниях он сделал открытие – вершина Хан-Тенгри расположена на хребте, дотоле полагали, что она – центр горного массива. Но не это открытие стало главным. Огромное, около шести километров в длину и шириной в километр озеро, не значившееся ни на каких картах, само по себе было сенсацией. Но оно еще и на глазах у путешественников таинственным образом «высохло». Исчезло. Было – и нет. Загадочность такого исчезновения была подтверждена еще одной экспедицией в тридцатые годы.

Подразнив после ночлега душу чаем, ранним утром мы пошли вниз, к Мойдодыру. Стояла дымка, сквозь нее еле-еле пробивалось солнышко. Мы понимали, что на кружке чая долго не продержишься, что пока силы свежи, нужно сделать рывок и одолеть одним духом сколько там осталось километров. Шли уже, наверное, часа четыре, начали уставать. Я по-прежнему лидировал и прилично оторвался от Леши. Он что-то кричал мне, я подумал, что просит сбавить шаг. Но оглянувшись, увидел, что он бежит за мной, налегке, без рюкзака.

– А ты случайно не обратил внимание, что вода течет нам навстречу? – крикнул он, подойдя ближе. И я обомлел – мы шли к Хан-Тенгри. Немного нужно было ума, чтобы понять – каким-то образом мы заблудились и идем к горе, но уже по Северному Иныльчеку. В горах, как известно, ни троп, ни дорог нет. Мы избрали направление – к озеру. Но когда по нашим расчетам нас уже должна была встречать водная гладь с белоголовыми айсбергами, под ногами был все тот же ледник. Дымка тем временем рассеялась, прилично припекало. Странным образом начал меняться пейзаж, и мы предположили, что обошли озеро с другого края. Потом появились странные ледовые столбы, которых никак на нашем пути быть не должно. Мы оба знали правило, что, если начал блуждать, нужно не возвращаться к знакомым местам, а идти вперед. И шли. Иногда на пути возникали щели без дна. Странные льды то обступали нас, как небоскребы, только-только клочок неба синел в вышине, то расступались. Да и под ногами было что-то не совсем понятное – каменистая каша и щели. Но скоро пейзаж начал меняться, показались знакомые очертания гор над ледником, засинела вдалеке Хан-Тенгри.

И только тогда мы поняли, что озеро исчезло, а мы прошли по его дну, и что на самом деле по водной глади не айсберги плавают, а торчат вершины ледовых утесов. Уже потом, вернувшись домой, Леша зароется в книги и вызнает все и о самом Мерцбахере, и что открытое им озеро на самом деле делится на две части – одна действительно два раза в год бесшумно исчезает неизвестно куда, так как рекой вниз не сбегает. А вторая, отделенная ледовой перемычкой, стоит недвижно. Возможно, в утренних сумерках мы и попали по этой перемычке на Северный Иныльчек. Возможно, что и не так. Но абсолютно точно, что мы опровергли все известные академичные литературные источники. Они утверждают как дважды два, что дно озера губительно непроходимо. Я не знаю ни одного примера, чтобы кто-то с исследовательской целью пытался пройти по дну Мерцбахера. Но что мы прошли это озеро «по дну яко посуху», это факт.

Все, что было потом, – обычные соленые радости. Оголодавшие и ослабевшие, мы плелись нога за ногу к Мойдодыру. Злая доля подсунула нам по пути что-то вроде топи. Я так и не знаю, что это была за лужа, которую, хоть плачь, нельзя было никак обойти. По вязкости она была равна гудрону – ногу нужно было вырывать из этой дряни руками, и вот так, шаг за шагом, мы проходили ее целую вечность. На самом деле лужи было метров тридцать-сорок. Как бы дразнясь над нами, в небе стрекотал вертолет – снимал, как мы сообразили, москвичей после восхождения и забрасывал их на заставу. Не думаю, что кто-нибудь видел с борта, как мы отчаянно машем руками и просим о помощи.